Rossija (reload game) - [215]
Боярин был тучен и одышлив, человек же — высок и поджар, а движениями — плавно-стремителен: волк, матерый волчара… Тут как раз лунный свет упал ему на лицо (тот и не думал его скрывать), и Ковшегуб оледенел от растерянности, переходящей в ужас.
Он узнал того сразу, хотя никогда прежде встречал: «Ливонский вор», он же «Ливонский антихрист», был постоянным персонажем пропагандистских лубков, выпускаемых Высшим благочинием, и, как сейчас убедился Ковшегуб, тамошние карикатуристы дело свое знали неплохо: черты лица новгородского владыки были вполне узнаваемы.
— Лейтенант Ковшегуб, Федор Никитич? — осведомился тот, подойдя.
— Так точно… Государь! — противиться эманациям воистину царственного величия, источаемым этой фигурой, было решительно невозможно.
— Знавал твоего батюшку, лейтенант. Соболезную… Боярин Годунов велел вам всем тут кланяться: у него, вишь ты, возникли срочные и неотложные дела в Лондоне.
— Как — в Лондоне?!? — осипшим голосом осведомился он.
— Так. «Оставь свой край, — говорит, — глухой и грешный», и — в цивилизованную Европу, к нажитому непосильным трудом… А у вас теперь тут — Я ЗА НЕГО!
— Приказывай, Государь! — тут уж надо — зажмурясь и не раздумывая, как в прорубь на Крещенье.
Кошегуб, как уже говорено, был решительным карьеристом, с отменной чуйкой, и ни разу не трусом. Да, рискуем жизнью — но чем такая жизнь, боярского сына…
— Ну, пошли. Представишь меня своим орлам, по всей форме.
— А куда ты собрался. Государь?
— Как — куда? В штаб Фронта, вестимо: принимать командование!
Ковшегубова полусотня растеряно шушукалась и истово крестилась: лубки о «Ливонском антихристе» были дежурным блюдом на политзанятиях, так что узнали Иоанна сразу.
— Смир-ррна-аа!!! — рявкнул лейтенант, так что рябь прошла волною по темным, против света, рядам. — В сей смертный для Отчизны час — Законный Государь наш вернулся, к нам на выручку! Да здравствует наш царь, Иоанн Васильевич — ура!!
Сперва уракнули как-то не слишком уверенно и вразброд, но потом сразу, на бис — так, что аж иней с ёлок посыпался. Подвели коня — годуновского.
— Вольно, орлы! — воздел рукавицу Иоанн. — Горло не застудИте, на таком морозе-то! — (по рядам порхнул благожелательный смешок). — Командира вашего, Ковшегуба Федора Никитича, я жалую капитаном над своей лейб-гвардией.
— А где та лейб-гвардия, Государь? — озадаченно козырнул тот.
— Да вот же она! — и Иоанн широким жестом обвел замершие ряды полусотни. — Повелеваю: весь рядовой состав считать ныне произведенным в унтер-офицеры, а унтеров — в первый офицерский чин… Ну что, тронулись помолясь? Показывай дорогу, капитан.
…Пробираясь в голову колонны, Ковшегуб уловил обрывок разговора меж бойцами — квинтэссенцию солдатской мудрости:
— Вот он, наш батюшка! Теперь вина у нас всегда будет вдоволь!
Командующий Западным фронтом Салтыков, оторвавшись от недопитого штофа, покосился на рассиявшееся за окошком волчье солнышко; все последние дни душа полководца так и рвалась в отставку, в имение окнами к лесу, и вернуть ее к месту постоянной дислокации удавалось лишь растущими дозами крепкого. Да еще и этот чертов Годунов со своими чертовыми переговорами не пойми о чем задал задачку… — ну-ка, еще чарочку!
Приподнял очугуневшую голову и насторожил слух: что там еще за гул в расположении части? Или это просто в ушах шумит? Ординарца, что ль, послать? — а, да ну их всех…
Тут дверь распахнулась без стука, и на пороге возник лейтенант Ковшегуб. Оглядел критически натюрморт на столе — штоф, недопитая чарка и пролитое пятно на штабной карте, пользуемой взамен скатерти, — и деловито доложил:
— Войско взбунтовалось! Царь, говорят, не настоящий!
— Какой еще царь?! — очумело потряс головою слуга царю, отец солдатам.
Тут в дверях возникла еще одна фигура, при виде которой воевода перекрестился — свят, свят, свят! — аж четырежды: на нее, на иконы, на штоф с чаркой и опять на нее. Не помогло: фигура и не подумала растаять в загустелом от винных паров воздухе.
— Какой царь, гришь?! Да твой, ЗАКОННЫЙ!! Выбирай сердцем, Иван Алексеич!
— Государь!.. Помилуй!.. — только эти слова и смог отыскать в своей израненной мятущейся душе командующий Западным фронтом.
— Вот видишь, — удовлетворенно обернулся Иоанн к новоиспеченному капитану своей лейб-гвардии, — он уже и выбрал! — а затем холодно отчеканил:
— Извольте привести себя в порядок, генерал! Через четверть часа — общее построение. Надеюсь, хоть стоять, не шатаясь под ветром, вы способны?
На рассвете они ласково приняли в свои объятия добравшегося как раз до Вышнего Волочка воеводу Бельского.
— Как раз вовремя, Иван Дмитриевич! — обворожительно улыбнулся Иоанн, кивком отпуская настороженных лейб-гвардейцев, выстроившихся полукругом вокруг смоленского героя. — Всеволод Владимирович в общих чертах обрисовал мне вашу с ним задачу, — небрежно пробросил он. — Верное решение, одобряю!
Старый воин хранил непроницаемое молчание, хотя и неприязни не выказывал.
