— Приманивай его, потихонечку, — негромко сказал Можа Палл.
Надо полагать, Дерке догадался, с кем имеет дело, потому что прошептал в ответ:
— Батюшки, до чего же он злобно хрюкает!
— Ну-ка порычи в ответ! — пробормотал старик.
Мальчонка послушно зарычал, потом резким движением вскинул медвежью голову на край родникового сруба и издал яростный рев, который тут же пресекся: кабан прыгнул и с хрустом вонзил клыки в разинутую медвежью пасть. В ярости грыз он медвежью голову, но топор сверкнул во второй раз и поразил его. Со стуком распался надвое кабаний череп, обнажая мозг; окровавленный кусок шлепнулся в родниковую воду.
Кабан рухнул и остался лежать у родника.
Можа Палл вздохнул глубоко и тяжко и опустил топор на землю. Устало посмотрел на внука, выбиравшегося из-под медвежьей шкуры.
— Ну вот, обошлось, — тихо сказал он.
— Обошлось, потому что ума у нас хватило, — ответил Дерке.
Старик отер ладонью лоб и снял свою ветхую шляпу: пот лил с него градом. Он стоял с непокрытой головою в ярком осеннем свете, и Дерке, взглянув на него, воскликнул в изумлении:
— Дедушка! Голова-то у вас совсем белая!
— Неужто белая?
— Белая, верно говорю!
— Что ж, победа даром не дается! — промолвил старик.
Тут славные представители обоих поколений призадумались и, призадумавшись, отправились домой. На яблонях висели красные яблоки, и все вокруг было залито ярким светом: только что во всей своей красе встало солнце.
