Ронья, дочь разбойника - [10]

— Вот как, Борка желает потолковать со мной! Гром и молния! Так и быть, я с ним поговорю, только после ему вряд ли останется в жизни много времени на разговоры! — сказал Маттис и стиснул зубы так, что они заскрипели.

Тут из спальных боковуш[4] узнать, что случилось, сбежались в каменный зал разбойники.

— Лопайте свою кашу! Да побыстрее, так, словно вам пора на пожар! — приказал Маттис. — А потом мы схватим этого бешеного быка за рога и сбросим его в Адский провал!

Ронья быстро оделась. Много времени на это не потребовалось, потому что поверх рубашки ей надо было надеть лишь короткий кафтанчик из жеребячьей кожи и длинные штаны. Ей не приходилось тратить время на то, чтобы надевать, сапоги или башмаки, когда нужно было, как, например, сейчас, поторапливаться. Она ходила босиком до самого снега.

Если бы все шло как всегда, она немедленно отправилась бы бродить по лесу. Но все было уже не как всегда, и теперь ей пришлось подняться на крышу вместе со всеми — поглядеть, что там произойдет.

Маттис позвал своих разбойников, и, еще доедая на ходу кашу, они вместе с Лувис и Роньей храбро поднялись по ступенькам каменной лестницы замка на крышу. Один только Пер Лысуха остался сидеть со своей плошкой каши, сокрушаясь, что уже не в силах участвовать вместе со всеми в таком любопытном деле.

— Слишком много лестниц у нас в доме, — брюзжал он. — Да к тому же ноги меня не слушаются.

Стояло ясное, холодное утро. Первые красные лучи солнца освещали дремучие леса вокруг замка Маттиса. Ронья видела эти лучи над зубчатыми стенами. А ей хотелось быть там, внизу, в ее тихом зеленом мире. Не здесь, у Адского провала, где Маттис и Борка со своими разбойниками стояли друг против друга. И не спускали друг с друга глаз.

«Вон что, вот как он выглядит, этот дрянной миккель», — подумала она, увидев, что Борка стоит, широко расставив ноги и подняв вверх голову, перед толпой своих разбойников. Ей показалось, что он не такой рослый и красивый, как Маттис, и это пришлось ей по душе. Но нельзя отрицать, что он был сильным с виду. Конечно, невысок ростом, но широкоплеч и силен. Да к тому же рыжеволос, с торчащими во все стороны космами. Рядом с Боркой стоял еще один, тоже рыжеволосый, хотя волосы лежали у него на голове словно медный шлем. Да, это Бирк стоял рядом с отцом. Казалось, ему было весело наблюдать все это представление. Он украдкой кивнул ей, словно они были старыми друзьями. Как он только посмел так подумать, этот разбойничий пес-ворюга!

— Хорошо, Маттис, что ты явился так быстро, — сказал Борка.

Маттис мрачно смотрел на своего врага.

— Я пришел бы раньше, — сказал он, — но было одно дело, с которым надо было сперва покончить.

— Что за дело? — учтиво осведомился Борка.

— Песнь, которую я придумал на утреннем холодке. Называется «Плач и причитания на смерть Борки-разбойника». Может, эта песнь утешит немного Ундис, когда она станет вдовой.

Видно, Борка думал, что Маттис выговорится и не станет больше шуметь из-за этого дела с «крепостью Борки». Но тут же понял, что ошибался, и дал волю своему гневу:

— Ты бы лучше подумал о том, как утешить Лувис, которой приходится слушать каждый день, как ты дерешь свою широкую глотку.

Ундис и Лувис, обе женщины, которых собирались утешать, стояли, скрестив руки на груди, каждая на своей стороне Адского провала, и вызывающе смотрели друг другу в глаза. Обе они совершенно не походили на женщин, которые нуждаются в каком-либо утешении.

— А теперь выслушай меня, Маттис, — сказал Борка. — В лесу Борки нельзя больше жить. Кнехтов там столько, сколько слепней на лугу. Куда же мне податься с женой и ребенком, да со всеми моими разбойниками?

— Может, ты правду говоришь, — согласился Маттис. — Но вот так, ни с того ни с сего, без спросу ворваться в чужой дом! Так не поступает ни один человек, у которого есть хоть капля совести.

— Удивительные речи для разбойника, — заметил Борка. — Разве ты постоянно не берешь без спросу все, что тебе хочется?

— Гм! — только и хмыкнул Маттис.

Теперь он явно утратил дар речи, хотя Ронья не понимала почему. Интересно, что мог Маттис брать без спросу, она непременно должна это разузнать.

— Кстати, — помолчав немного, сказал наконец Маттис, — было бы забавно услышать, как вам удалось пробраться в замок, потому что тогда можно было бы вышвырнуть вас тем же путем.

— Ври, да не завирайся, — ответил Борка. — Как мы пробрались сюда? Да, видишь ли, есть у нас мальчонка, который может взбираться на самые крутые обрывы, а длинная крепкая веревка тянется за ним, словно хвост.

Он потрепал Бирка по медно-красной макушке, и Бирк молча улыбнулся.

— А после этот мальчонка надежно прикрепляет там, наверху, веревку, чтобы мы все вместе могли взобраться туда. Так что остается только войти прямо в замок и начать устраивать себе подходящее разбойничье логово.

Слушая эти слова, Маттис скрежетал зубами, а потом сказал:

— Насколько мне известно, здесь, на северной стороне, нет такого входа.

— Тебе известно! Не слишком-то много ты знаешь и не слишком-то много помнишь об этом замке, хотя и прожил тут всю свою жизнь! Да, видишь ли, в то время, когда здесь было куда больше построек, нежели один господский замок, служанкам нужна была хотя бы маленькая дверца, чтобы выйти и накормить свиней. Ну а где стоял свинарник, когда ты был ребенком, ты, поди, помнишь. Мы с тобой ловили там крыс до тех самых пор, пока на нас не наткнулся твой отец и не дал мне пощечину, от которой у меня башка чуть не отвалилась!