Ромэна Мирмо - [10]

Когда они спускались по лестнице министерства, Франсуа Жорэ обернулся к Андрэ де Клерси.

— Кстати, Клерси, я надеюсь, что вашего юного брата нет среди манифестантов: я слышал, что он заигрывает с «Тысячью чертей» и довольно близок с их вождем, Фердинаном де Ла Мотт-Гарэ, полоумным типом, которого я несколько раз встречал. Нет? Ну, тем лучше! Вам было бы все-таки неприятно, если бы он попался в этой переделке…

Они перешли мост Согласия. На подступах к нему разместилось несколько взводов полиции, но любопытные теснились на другом конце площади. Собралась довольно густая толпа, чтобы посмотреть, как Тимолоорский султан выедет из отеля Крильон, отправляясь на Лионский вокзал. Среди зевак можно было заметить, там и сям, несколько «чертей», легко отличимых по своим фетровым шляпам a la Henri IV. Андрэ де Клерси и Франсуа Жорэ стали у одного из фонтанов, бассейны которых должны были служить купелями для султанских танцовщиц. Не успели они постоять несколько минут, как Жорэ, смеясь, толкнул Андрэ де Клерси под руку:

— Посмотрите-ка, дорогой мой! Вот это здорово! Остановили воду.

Андрэ де Клерси взглянул. Верхняя чаша переставала изливаться и капала. Большие рыбы, которые держали под жабры бронзовые тритоны и сирены, разевали рты, а изрыгаемая ими струя отхлынула им в глотку. В этот миг раздались громкие клики. Султан садился в ландо[11]. Экипаж, эскортируемый муниципальной стражей, покатил. Других за ним не следовало. Во избежание ожидавшейся манифестации, свита султана, включая танцовщиц, была препровождена на вокзал заблаговременно. Парижанам не пришлось увидеть, в последний раз, маленьких золотых идолов, которых они любили приветствовать. Один лишь Тимолоорский султан, в своей большой муслиновой и шелковой чалме, исчезал по направлению к улице Риволи.

Между тем разочарованная толпа волновалась и не расходилась. Обсуждали уловку префекта полиции. Вдруг «Тысяча чертей», собравшаяся на одном из тротуаров площади, запела свой гимн. Это послужило сигналом к свалке. Поднялись протесты. «Черти» отвечали дружным свистом. Ринулась туча полиции. Андрэ де Клерси увидел поднятые трости. Свист усилился, мешаясь с криками. На этот раз полиция атаковала не на шутку. Сшибка была жестокая. Вскоре «Тысяча чертей» кинулась врассыпную. Некоторые пробежали мимо Андрэ де Клерси и Франсуа Жорэ. Один из них остановился и окунул в бассейн фонтана платок, чтобы смочить подбитый глаз. Франсуа Жорэ подарил его сочувственным взглядом и указал на него Андрэ де Клерси.

— Какой он счастливый, что ему может доставлять удовольствие получать синяки в честь его светлости герцога Пинерольского, внука Железной Маски! Ах, прекрасная вещь молодость, тысяча чертей!

И Франсуа Жорэ поправил монокль, причем напряжение брови выдавало в углу глаза преждевременные морщинки скептика.

IV

Ступив на площадку лестницы, Ромэна Мирмо нажала опускную кнопку лифта. Машина с мягким шумом пошла вниз. У двери, приходившейся напротив, мадам Мирмо позвонила.

— Мадам де Вранкур дома?

Отворивший лакей поклонился.

— Да, сударыня, графиня в саду; не угодно ли пройти сюда?

Ромэна Мирмо миновала длинную галерею. Вся она была занята двумя огромными книжными шкафами. За их медными сетками виднелись то темные, то яркие переплеты. Мадам Мирмо охотно задержалась бы, потому что она любила книги, но лакей пропустил ее вперед. В конце коридора, забранного полками с брошюрами и журналами, была дверь, выходившая на узкую лестницу.

— Не угодно ли пожаловать наверх…

Лысый, жирный, толстощекий, сам лакей не имел, очевидно, никакого желания взбираться туда. Он добавил:

— Все прямо.

Мадам Мирмо поблагодарила его легким кивком, и ее обутая в серую замшу нога коснулась первой ступеньки. Поднявшись по лестнице, она очутилась на свежем воздухе.

Сад мадам де Вранкур был висячий сад.

Этот современный дом на Вольтеровской набережной, выстроенный на месте старого особняка, прельстил мадам де Вранкур своим комфортом, своим положением на берегу Сены, а главное — этим воздушным садом, откуда открывался восхитительный вид. Хотя Берта де Вранкур и не любила деревни, ей нравились парижские горизонты, и цветы, которыми она пренебрегала, живя в своем Аржимонском замке, в департаменте Эны, казались ей бесконечно приятными на этой городской террасе. Мадам де Вранкур убрала ее с большим вкусом. В поместительных красных и желтых глиняных кадках стояли стриженые деревья. Они окружали нечто вроде беседки, увешанной гирляндами. Это был настоящий сад, с цветочными клумбами. Тут были и беспечный шезлонг, и ленивый гамак. Летом мадам де Вранкур проводила здесь ежедневно по нескольку часов. Даже зимой она его не забрасывала и лежала тут, закутавшись в меха, на свежем утреннем воздухе или при ясном полуденном солнце…

С гамака раздалось радостное восклицание мадам де Вранкур:

— Здравствуйте, дорогая Ромэна, как мило, что вы пришли так рано!

Мадам де Вранкур встала со своего качающегося ложа и пошла навстречу приятельнице. Берта де Вранкур была высокого роста и гармонично сложена. Ее лицо, хоть и не было в строгом смысле прекрасным, пленяло прелестным выражением доброты, мягкости и тишины, какой-то спокойной благожелательности, разлитой по его чертам. Она усадила Ромэну в широкое плетеное кресло, возле столика, уставленного прохладительными напитками, фруктами и сластями.