Ромашка - [55]

— Ставьте его в угол. Лицом в угол! — приказал подполковник.

Конвоиры — обер–ефрейтор и солдат — отвели Андрея в угол. Только сейчас Оксана заметила, что в углу на полу лежит большой лист фанеры и стены там свежепобелены. Она заметила и другое: левая штанина Андрея была разорвана и залита кровью. Его поймали. Вот у порога стоит третий конвоир — низенький плотный полицай с красной рожей. Выглядит именинником. Он поймал Андрея, он свидетель.

— Анна Шеккер…

Это голос капитана. Почему голос такой тихий? Ага, он наклонился к ней и говорит шепотом:

— Анна Шеккер, сегодня вы будете нашим переводчиком. Понимаете, наш переводчик заболел. Садитесь поближе.

Вот оно что! Капитан, предлагая Анне закурить и показывая ей записку, только ломался, важничал — ему захотелось похвастаться, блеснуть перед хорошенькой официанткой. Анну ни в чем не подозревают. Им потребовался переводчик, они взяли Анну. Тут нет подвоха. Это так естественно, ведь Анна была переводчицей в штабе карательного отряда. Господам из контрразведки все известно.

Оксана подвинула свой стул поближе к Андрею. Ноги казались ей чужими, пальцы рук дрожали. Она — переводчица. Слышишь, Андрей: я переводчица! Вот какое у нас последнее свидание с тобой. Лучшей пытки они не смогли бы придумать… Держись, Андрей! Всем, что в моих силах, я помогу тебе.

— Фамилия, имя, отчество?

Допрос начался.

…Пропустив Оксану мимо, Андрей остановился и нагнулся как бы для того, чтобы завязать распустившиеся шнурки на ботинках. Он поднял комочек ватки, зажал его в кулаке. Ватку можно было сунуть куда угодно, но Андрей был так взволнован своим неожиданным счастливым открытием, что в первые минуты не догадался сделать это. Ему захотелось курить. Он вынул из кармана брюк деревянный портсигар. Тут–то появилась у него мысль сунуть комочек ватки в мундштук одной из папирос. Казалось бы, более безопасное место для «посылки» трудно было найти. Чтобы потом не спутать, он положил эту папиросу в портсигаре наискось поверх других.

Так появилось первое звено в той тоненькой цепочке случайных обстоятельств, которой было суждено захлестнуться на шее Андрея мертвой петлей.

Юноша выполнял не первое поручение подпольной организации. Прежде чем назначить связным, его проверяли на других, куда более рискованных заданиях, требовавших исключительной смелости и выдержки от исполнителя. Андрей действовал в одиночку и блестяще выдержал экзамен. Он был смелым, мужественным человеком, но смелость и мужество у каждого человека имеют свои отличные черты. Тот, кто с одностволкой или даже с охотничьим ножом в руках не побоится вступить в единоборство с сильным хищным зверем, может содрогнуться от ужаса, случайно наступив в темноте на взвизгнувшую крысу.

Такая крыса попалась на пути Андрея… Он должен был отнести «посылку» к кирпичному заводу, находившемуся на другом краю города. Можно было пойти кратчайшим путем, через центр. И Андрей выбрал бы именно этот путь, если бы «посылку» ему вручила не Оксана, а кто–нибудь другой. Но теперь, после встречи с Оксаной, все выглядело в ином свете. Лежавший в мундштуке папиросы маленький комочек ваты был для Андрея неслыханной драгоценностью. Нет, драгоценность — ничтожное, глупое сравнение. В маленьком комочке была заключена жизнь, судьба той, кого он уже было похоронил в своем сердце. Она воскресла для него, потрясла, ослепила своим подвигом. Один неверный шаг, и он может погубить ее.

И Андрей выбрал дальний, окольный путь, рассчитывая, что этот путь будет полностью безопасен.

Тихие, сонные улочки окраин… Прохожие встречаются здесь редко и почти все — женщины. Пасутся тут козы, волоча за собой растрепанные веревки, дети сидят посреди дороги в нагретой солнцем песчаной пыли, играют, нагребая руками высокие холмики — «казачьи могилы». За изгородями, сделанными из сухих колючих веток, переплетенных для крепости ржавой колючей проволокой, сохранившейся еще со времени первой мировой и гражданской воен, стоят на одной ноге молоденькие яблоньки, протягивая во все стороны тонкие руки–ветви, облепленные несозревшими плодами. Хоть где–то справа высоко в небе по–комариному поют юнкерсы, звенят на высокой срывающейся ноте мессеры, здесь, на земле, тишина и покой… Андрей идет, наполненный своим счастьем.

— Кто такой? Документы!

Два полицая с карабинами на плечах. Они только что вышли из калитки, скрытые в густых зарослях сирени. Вслед за ними, пережевывая что–то и вытирая тыльной стороной ладони жирные губы, выбегает третий. Патруль… Три пары глаз недовольно, враждебно, подозрительно рассматривают Андрея и, кажется, прощупывают каждую складку его одежды. Впрочем, это обычная манера полицаев. Настроены они вполне благодушно, видимо, только что выпили и хорошенько закусили. Делать им нечего, куражатся. Андрей вынул из заднего кармана завернутые в плотную бумагу справки и передал невысокому крепышу, очевидно, старшему патруля. Документы у него были в полном порядке, он держался спокойно и уверенно.

События, происшедшие в течение последних четырех дней, возбудили тугие умы полянских полицаев до крайности. Началось с того, что небольшая группа самых нерасторопных (кто бы мог подумать!) блюстителей нового порядка совершенно случайно обнаружила квартиру подпольщиков и утерла нос гестаповцам, долгое время охотившимся за ускользавшей от них рацией. При осаде домика один из полицаев был убит, с другим произошла странная история. Он погнался за каким–то подозрительным подростком, появившимся возле домика, и через два часа был доставлен на подводе в больницу без сознания, с разбитым в кровь лицом. Толки по этому поводу шли самые различные. Говорили даже, что его ударил какой–то немецкий генерал в полной форме, которого полицейский будто бы хотел застрелить из карабина. Свидетелей–очевидцев так и не нашли. Мало осталось в Полянске таких дураков, чтобы без нужды совали в беду свои головы. Подальше от греха, будьте вы прокляты!