Когда она приехала в «Серебряную Луну», дом Тревиса показался ей гостеприимным и очень милым. Он был будто залит светом любви. А квартира Фин, оформленная хромом и стеклом, казалось бесплодной пустыней, холодной и необитаемой, и была неприлично просторной для одного человека.
А все из-за того, что здесь Фин не проводила больше нескольких часов подряд и никогда не пыталась привнести хоть что-нибудь, отражающее ее собственную индивидуальность.
— Заказ доставят через пятнадцать минут, — сказала Фин, положив трубку. — Хочешь что-нибудь выпить? Я могу приготовить кофе или чай. А в холодильнике, кажется, есть бутылка вина.
— От чашки кофе я бы не отказался.
Тревис повернулся, посмотрел Фин в глаза и улыбнулся. Ее руки покрылись гусиной кожей, а по спине прошла дрожь. Он был, без сомнения, одним из самых сексуальных мужчин, которых она когда-либо встречала. И еще она была уверена, что он не имеет представления ни о том, как красив, ни о том, каким соблазнительным должен казаться женщинам.
Фин внезапно почувствовала, что если сейчас же не окажется подальше от Тревиса, то не удержится и поведет себя как круглая дура. Поэтому она направилась в кухню.
— Надо включить кофеварку.
Фин вовсе не хотелось рисковать еще не устоявшимися отношениями с Джессикой, проявляя вожделение к приемному отцу своей дочери. Честно говоря, Фин вообще было совершенно несвойственно испытывать вожделение к какому-либо мужчине.
— Тебе помочь?
Фин внезапно остановилась, а потом медленно повернулась к Тревису. Он стоял в противоположном углу гостиной, но казалось, что от одного его присутствия пространство стало меньше. Она легко смогла вообразить, какой крохотной будет казаться кухня, если он войдет туда. Кроме того, там от него уже некуда будет скрыться.
— Нет! — Чтобы смягчить столь поспешный ответ, Фин улыбнулась. — Никакого твоего воображения не хватит, чтобы представить меня домашней хозяйкой, но думаю, что уж кофе-то я сумею приготовить без особых проблем. — Помахав рукой в сторону дивана из белого велюра, она добавила: — Это займет всего несколько минут. Почему бы тебе не расположиться поудобнее?
— Что ж, пожалуй.
И снова улыбка Тревиса неожиданным образом подействовала на Фин — ее будто с ног до головы окатило жаркой волной.
Не в силах пошевелиться, Фин смотрела, как Тревис снимает свою широкополую шляпу, движением плеч высвобождается из пальто и бросает оба предмета на спинку кресла.
По правилам этикета, которые мать внушала Фин много лет, следовало подойти, взять шляпу и пальто и повесить их в шкаф. Но когда Тревис расстегнул манжеты своей рубашки из шамбре и начал закатывать рукава, открывая загорелые, мускулистые руки, Фин решила, что уже пора вспомнить старую пословицу «береженого Бог бережет», собралась с силами, повернулась и пошла готовить кофе.
Одного только воспоминания об этих руках, которые так нежно обнимали ее той ночью, было достаточно, чтобы заставить ее сердце бешено биться, а дыхание стать хриплым и прерывистым. Та ночь, наполненная страстью, была чистым, светлым волшебством.
Уже больше месяца Фин изо всех сил пыталась забыть об этом. Но безуспешно.
Ее била такая дрожь, что она едва не просыпала кофе на пол.
— Ты должна взять себя в руки, — пробормотала она.
— Ты что-то сказала? — тут же отозвался Тревис.
— Нет, просто говорю с сама с собой.
Закрыв глаза, она покачала головой. Что с ней происходит? Она работает главным редактором одного из известнейших в мире журналов мод. В зале заседаний ей достаточно лишь взглянуть или поднять бровь, чтобы заставить любого сотрудника подчиниться себе. Так почему же в присутствии Тревиса ей все время кажется, будто она единственная в мире женщина, которая настолько глупа, чтобы свои романтические желания приносить в жертву карьере?
Только несколько месяцев тому назад она начала понимать, что ее карьера вовсе не так важна для нее, как казалось когда-то. Это началось, когда она узнала, что Джессика Клейтон — ее дочь. А после встречи с Тревисом Фин получила представление о том, чего лишила себя ради превращения «Обаяния» в журнал мод, пользующийся мировой славой.
Когда Фин была молодой, то не хотела ничего иного, как быть женой и матерью, иметь собственную семью. Но та мечта рассыпалась в прах, поскольку Патрик отверг отчаянные мольбы Фин, вынудил ее отдать Джесси для удочерения и запретил Фин даже издали видеть отца ее дочери.
Она не смогла ни простить Патрика, ни превозмочь горе от расставания со своим ребенком.
После того, как она возвратилась из Канады, из женского монастыря, куда родители отослали Фин, чтобы скрыть ее «позор» от светских и деловых знакомых, она с головой ушла в учебу и потом в работу, пытаясь успокоить свою боль.
Но этого ей не удалось. Годы шли, а Фин оставалась одинокой и бездетной, отдавая все больше и больше сил своему журналу.
Она тяжело вздохнула.
— С тобой все в порядке?
Услышав голос Тревиса, Фин едва не подпрыгнула от неожиданности. Повернувшись, она увидела, что он стоит, прислонившись плечом к двери, как стоял днем у нее в офисе.
— Конечно! А что может случиться?
Он оттолкнулся от двери и направился к Фин.
