Романтические мечты - [42]

Аманда почувствовала, как краска стыда заливает ее щеки. Во имя всех святых, когда она научится сдерживать свой язык?

— Ты, наверное, очень хорошо владеешь своим ремеслом? — Предположила Аманда, когда решила, что сможет сказать хоть слово и не расплакаться (только не поняла от чего: от того, что он торговец или от того, что ей стыдно за свои слова?)

Он поднял на нее свои зеленые глаза, в его открытом взгляде не было ни намека на гнев или досаду:

— Хорошо, — просто ответил Джейк.

— А что твой отец? — Хмуро спросил Джон. — У него тоже нет титула?

— Он может проследить родословную своих предков до шотландского дворянства, — пожал плечами Джейк, — но у него нет титула, хотя он и безмерно богат.

— А твой отец выделил тебе часть своего богатства? — Спросил Монтгомери.

— Да, но я никогда им не пользовался. Я ни пенса не взял из тех денег, только один раз, чтобы оплатить учебу в Англии, и то только потому, что я был тогда слишком молод, чтобы не зависеть от него. — Он с улыбкой посмотрел на Монтгомери. — Все, чем я владею, я заработал сам.

— Ты богат? — Теперь спросил Джон.

— Очень.

В ответе Джейка не было ни малейшего намека на то, что он гордится данным фактом.

А Аманда размышляла над вопросом, возможно ли вырыть себе нору поглубже, уползти туда и засыпать выход песком. Возможно, тогда она почувствовала бы себя хоть чуточку уютнее.

— Богат так же, как Аманда? — Поинтересовался Монтгомери. — Хотя ты, наверное, и не знаешь, насколько она богата. Откуда только не приезжают мужчины, чтобы попытать счастья и заполучить ее приданое. Ты за тем же сюда приехал?

— Я ничего не знал об этом, — ответил он на вопрос Монтгомери. — Да мне и не интересен размер ее приданого. Ее красота и свежесть — вот настоящий приз.

Один из ее братьев держался за живот от смеха, второй издавал странные фыркающие звуки. И Аманада не могла понять, то ли они затрудняются увидеть ее свежесть, то ли не могут представить себе человека, приехавшего за ней по какой-то иной причине, кроме денег. Как бы то ни было, у нее не было ни малейшего желания надавать им подзатыльников, как они того заслуживали.

Чего она хотела, так это разрыдаться, но не проронила и слезинки. Во имя всех святых, когда она научится следить за своим языком! Джейк не заслужил того, что она поспешила рассказать о нем, тем самым уничтожив то уважение, которое испытывали к нему ее братья. Разве это его вина, что он родился торговцем, а не высокородным лордом. Какая злая ирония. Она проводила бесчисленные дни, с презрением взирая на каждого, кто приходил просить ее руки, потому что в их глазах был только ее титул и толстый кошелек. И только что унизила человека из тех же самых соображений. Потому что у него не было титула.

Она встала и отошла. Подойдя к самой кромке воды, она больше не сдерживала слезы, и они заструились по щекам. Она оскорбила человека, который был так добр к ней. И если он с ней больше никогда не заговорит, она этому не удивится, и это будет только малая толика того, что она заслуживает.

Из всех людей — именно она. Она, которая презирала мужчин, просящих ее руки, потому что они не могли или не хотели увидеть ее, а не причитающееся приданое. Она — идиотка. Развернувшись, Аманда пошла дальше вдоль берега в противоположную замку сторону, не обращая внимания на своих телохранителей, не заботясь о том, следуют ли они за ней по пятам — это не то, на что следовало бы обращать внимание… Громкий голос мук совести звенел в ее ушах, и девушка обнаружила, что список ее проступков, разрывающий ее голову, но не слышный для остальных, чрезвычайно длинный. Аманда пришла к выводу, что знакомство со своими недостатками слишком шумное занятие.

Сколько можно лить слезы, пора прекращать. Но она смогла заставить себя успокоиться только когда поняла, что кто-то идет в паре шагов позади нее. Она вздохнула и повернулась, готовая сказать своим телохранителям, что не пойдет слишком далеко — только это были совсем не они.

Это был Джейк.

— Я не был уверен, что ты знаешь, как далеко забралась.

Аманда оглянулась вокруг и увидела, что она на самом деле прилично удалилась от берега. Она покачала головой, соглашаясь с ним:

— Я и вправду не заметила.

— Может пойдем обратно?

Девушка взглянула на Джейка. Никто и никогда не называл ее трусихой и не обвинял в том, что она уклоняется от выполнения своего долга. Она прокашлялась:

— Я должна попросить прощения, — сказала она, вздернув подбородок для придания себе храбрости. — Я оскорбила тебя и прошу за это прощения.

— Ты меня оскорбила?

— Да.

— И как же?

Во имя всех святых, как этот мужчина может не понять столь явного извинения, которое просят прямым текстом. Или он такой недогадливый, что просто не может определить, когда и где она обидела его своими жестокими словами. Она ощутила, что ее чувство раскаяния начинает стремительно ослабевать:

— Я оскорбила тебя, сказав, что ты торговец.

— Но я и есть торговец.

Она скрестила руки на груди:

— Но я сказала это так, словно быть торговцем хуже, чем быть рыцарем. Что, собственно говоря, так и есть, но не было никакой причины говорить об этом в таком дурном тоне.