Романтическая сказка Фуке - [3]

Кроме древнегреческого и латыни, Фуке знал старофранцузский и провансальский; позднее он изучает готский. К отличному знанию английского языка прибавляется знание скандинавских; следуя настоятельному совету А. В. Шлегеля, он изучает итальянский, испанский и португальский. В течение жизни он много переводит: из Гомера, Ксенофона, Тацита, Шекспира, Расина, Сервантеса, Байрона, Томаса Мура. И это тоже было характерно для романтического направления, и более всего в Германии, - приобщить литературу своей страны, своей эпохи к литературе других времен и народов. Из рук своего наставника Шлегеля он получает собрание немецкого миннезанга - копию Большой Гейдельбергской рукописи (подлинник тогда был собственностью Франции). Этот памятник, как и "Песнь о Нибелунгах", старшие романтики, братья Шлегель и Тик, основательно штудируют в 1802-1804 гг., в оживленной переписке обмениваются мнениями, спорят, вырабатывают общую оценку поэзии прошлого.

Вопрос о том, почему немецкий романтизм особенно устремился к Средним векам, в связи с Фуке может быть затронут лишь частично. Надо заметить, что медиевистские пристрастия периода иенского и периода гейдельбергского, связанного с антинаполеоновским движением, неоднородны. Свои произведения на средневековые темы Фуке создает главным образом во второй период, но при этом пытается воспроизвести в художественной форме образ Средневековья, сложившийся у Шлегелей.

Для иенского, старшего поколения вся средневековая литература мифология. "Я все более утверждаюсь в мысли, что все "истории круглого стола" представляют собой мифы" {Tieck Ludwig und die Bruder Schlegel: Briefe. Frankfurt/M., 1930. S. 122.}, - пишет Тик в 1802 г. А. В. Шлегелю, и тот соглашается с ним {Ibid. S. 125.}. Год спустя Тик признается, что уже давно только и думает и грезит о рыцарях и их временах {Ibid, S. 148.}. Естественно, что в сюжете или образе, заимствованном из рыцарских веков, он, как и Шлегели, хочет видеть ту или иную модель вечных внутримировых отношений, связей, на которых держится мироздание. Шлегелей удовлетворяло изображение Средневековья у Фуке. Тик отнесся к нему резко отрицательно.

К серьезной обработке средневекового материала Фуке обратился под влиянием своих друзей из когорты основоположников германистики - Бюшинга и Фридриха Генриха фон дер Хагена. В 1808-1810 гг. он написал трилогию "Герой Севера": "Сигурд, убивающий змея", "Месть Сигурда", "Аслауга" - на сюжеты северного эпоса. Третья часть (история дочери Сигурда Аслауги) особенно точно воспроизводит дух "Эдды", ее художественную специфику. В то время литературные, и тем более читательские круги были весьма мало знакомы со средневековой литературой. Трилогию встретили восторженно: Штольберг и Фосс, Жан Поль и Гофман, Шамиссо и Рахель Фарнхаген. Через несколько лет после выхода "Героя Севера" Гофман произнесет трогательно-задушевную хвалу в адрес Фуке в повести "Новейшие сведения о судьбе Собаки Берганца". Речь о нем пойдет в продолжение разговора о Новалисе, который ведут двое собеседников:

"Я думаю, что хотя бы только из уважения к детски-чистому нутру и истинно поэтическому чувству рядом с ним должен быть поставлен один нынешний поэт.

Берганца: Ты имеешь в виду того, кто с поразительной силой заставил зазвучать мощную арфу Севера, кто с подлинно священным трепетом и воодушевлением вызвал к жизни великого героя Сигурда, чтобы его блеск пронзил лучами тусклые сумерки нашего времени и чтобы перед его могучей поступью разлетелись в пух и прах те, что наряжаются в латы и считают себя не иначе, как героями, - если ты имеешь в виду его, я с тобой соглашаюсь. Он, как неограниченный властитель в царстве чудес, где небывалые образы и события с готовностью являются на зов волшебника..."

А далее, вновь по ассоциации с "детски-чистым" духовным складом Фуке, собеседники вспоминают о Шекспире { Hoffmann E. T. A. Fantasiestucke in Callots Manier. В., Weimar, 1976, S. 167-168.}.

Итак, Фуке поставлен рядом с Шекспиром и Новалисом. Остается только вспомнить, что Шекспира в романтическую эпоху почитают как первого среди поэтов, а с Новалисом связывают представление о великом искусстве воплощения идеала - единственно настоящем искусстве.

Реакция Гофмана на дарование Фуке может показаться субъективной, однако исходя из сказанных им в "Берганце" слов, можно судить о главной причине успеха и "Героя Севера", и всех последовавших за трилогией произведений средневековой тематики, - а Фуке создает их одно за другим, в разных жанрах. Среди них драмы "Эгинхард и Эмма", "Альф и Ингви", "Бальдур", "Хельги", поэма "Рождение и юность Карла Великого", новеллы "Рыцари Аслауги", "Синтрам и его спутники", романы "Волшебное кольцо", "Любовь певца". Перед читателями открывается мир сильных чувств и высоких принципов, подтверждая догадки о том, что смысл существования человека значительнее и прекраснее, чем это позволяет ощутить буржуазная атмосфера, все более захватывающая и Германию.

Призрак буржуазного перерождения общества раздражал и пугал немецких романтиков, и потому у них часто проскальзывало противопоставление Германия, отстававшей на пути социального развития, как страны "христианской" (Новалис), "скромной" (А. В. Шлегель) "Европе" - так определяли они страны, где победил буржуазный строй. Примечательно, что Фуке, писатель второго романтического поколения, больше был проникнут ощущением диалектичности происходящего, хотя это, конечно, было лишь ощущение, не превратившееся у него в понимание. Патриот по рождению и воспитанию, он улавливал героическое и возвышенное не только в национальном. Усвоив уроки старших романтиков, в сущности своей, несмотря ни на что, великих космополитов и гуманистов, он искал духовное богатство в культурных напластованиях ушедших времен. Поэтому, вызывая к жизни прошлое, которое большей своей частью легло в основу именно немецкой духовной культуры, он противопоставлял по сути дела не "Германию" и "Европу", а германскую старину и европейскую современность. Его произведения населены не только нордическими гигантами, но и певцами любви позднего Средневековья, и не менее, чем ратные подвиги древности, занимают его те понятия о сложности натуры и судьбы человека, которые утвердились в умах Ренессанса: новелла "Синтрам и его спутники" создана по мотивам гравюры Дюрера "Рыцарь, смерть и дьявол",