Роман с автоматом - [32]
– Не люблю Шагала, – слышался мужской фальцет, – хотя все его любят.
– Не любить Шагала – все равно что не любить «Маленького принца».
Здесь все те же, думал я, вставая с дивана, те же, что в моем ресторане. Она стояла в коридоре и с кем-то говорила, кажется, по-французски. Я сказал ей «пока!» и направился к двери.
– Подожди! – крикнула она. – Ты что, уже уходишь?
– Да, ухожу, – ответил я, берясь за ручку.
Она отошла от своего собеседника и подошла ко мне вплотную.
– Тебе не понравилось? – спросила она.
– Понравилось. Просто надо домой.
– Тебе неудобно тут?
– Нет, все нормально.
Она молчала, но не отходила от меня. Потом вдруг протянула руку к висящим, наброшенным горой друг на друга тряпкам, вешалке, и сдернула оттуда что-то мягкое, негромко и плотно шуршащее.
– Я знаю, – сказала она. – Игра. Есть такая школьная игра. Ты останешься еще минут на десять?
– Да, – ответил я.
– Сними очки!
– Зачем?
– Сними, сними! Никто не увидит, сейчас все узнаешь.
Я снял очки. Она быстро скользнула пальцами вокруг моей головы, и я почувствовал что-то, очень отдаленно знакомое и все же непонятное. Мне показалось, что в коридоре воздух на секунду стал прозрачнее, а стены раздвинулись. Только на секунду, потом я понял: мне показалось, привиделось нечто, что когда-то уже было. На моих глазах теперь была повязка – кажется, шарф, мягкая, плотная ткань, смутно пахнущая парфюмом. Она затягивала узел на затылке.
– Вот так. Теперь ты точно ничего не видишь. И другие не видят. Теперь игра.
Она встала спиной к стенке.
– Игра. Пока я стою у стенки, ты меня не трогаешь. Мне надо перебежать к другой стенке, а тебе – меня поймать, не дать это сделать.
– Но я ведь тебя сразу поймаю! – сказал я, удивляясь ее наивности.
– Ну давай попробуем!
Она ходила вдоль стены, и у нее действительно не получалось перебежать – как только она делала шаг вперед, воздух обтекал ее, хлестал в зазор между ее спиной и стенкой – я чувствовал эту волну и дотрагивался до ее плеча, давая понять, что она поймана. Но она не унывала.
– Нам просто нужен кто-то еще! Лаура!!! – позвала она в другой конец коридора. – Лаура, у нас ностальгия по детству! Иди к нам играть!
– Сумасшедшие! – отозвалась Лаура и исчезла в комнате.
– Мартин! Мартин, иди к нам! – звала она.
Мартин, фальцетный отрицатель Шагала, смеялся и не шел.
– Подожди здесь! – крикнула она в запале. – Я сейчас приду!
Я остался у стенки, а она через минуту пришла с маленькой, вечно смеющейся девушкой, той самой, что говорила с акцентом и звала всех танцевать.
– Kindergarten! – повторяла она, захлебываясь от смеха. – Was flier ein Kindergarten![18]
– Kristen, in der schoenen neudeutschen Sprache heisst es jetzt «Kita»![19] – наставительно говорила Она, и игра началась снова.
Кристен была быстрой, а коридор, хоть и широким, все же недостаточно – она перепрыгивала от стенки к стенке в один прыжок, и я с трудом успевал поймать ее. В это время Она тоже отрывалась от стенки, я тянул другую руку – Кристен смеялась и возвращалась к стенке.
У нас появились зрители. Они сначала только смеялись, но потом к нам присоединилась пахнущая погребом девушка и ее собеседник, служивший в армии, и даже Мартин. В коридоре стало тесно – мы перешли в комнату, убрали там стол, и игра началась с новой силой. В какой-то момент я отдал свою повязку кому-то другому и тоже начал бегать от стенки к стенке.
Бегавшие с нами смеялись тихо и смущенно, будто стесняясь участия в детской игре. И только она и еще маленькая Кристен хохотали громко и искренне. Меня не поймали ни разу. Игра заглохла так же внезапно, как началась, – стенки опустели, стол снова был поставлен в середину, появился торт, который съели практически сразу.
Мартин заговорил со мной, я подробно рассказал ему про «Невидимку» и ее посетителей. Оказалось, что он слышал о нашем заведении, но думал, что это какое-то мифическое место.
– Значит, такие игры вслепую тебе не новость! – смеялся он. – Видимо, скучаешь по своей работе… Даже темные очки не снимаешь…
– У меня аллергия на сигаретный дым, – сказал я заготовленную фразу.
– А-а-а, понимаю, извини! – сказал Мартин и отвел руку с сигаретой куда-то за мою спину.
Вдруг появилась именинница и озабоченным и извиняющимся тоном сказала, что уже очень поздно, и соседи, наверное, будут не в восторге от шума.
– Пойдемте куда-нибудь! – крикнула Кристен. – Я слышала, на «корабле» сегодня вечеринка!
После короткого обсуждения решили идти, и все двинулись в коридор. Я был готов идти куда угодно. У выхода в коридор я остановился, пропуская всех вперед. Кристен покатилась, что-то тараторя со своим смешным акцентом, вперед, затем вышел Мартин, какой-то высокий парень в рубашке с коротким рукавом, пахнувший смесью дезодоранта и пота. Прошел парень, служивший в армии, девушка из погреба – Ее не было. Я замер. Мне вспомнилась та дверь, кровать, ритмичные движения… Все ли здесь? Но я не помнил всех на этой вечеринке, не мог каждого различить. Что-то взвилось внутри меня, зашуршало мягкой спиралью. Я быстро выбежал в коридор и толкнулся в правую дверь. Она была там. Одна.
– Хорошо, что ты тогда не ушел! – сказала она весело, хотя в ее голосе слышалась усталость. Она шуршала одеялами, видимо, укладывая их на диване. – Это, собственно, моя комната. Кто-то сбил все одеяла. Ты как, идешь на «корабль»?
Многоплановый, густонаселенный, жутковатый и захватывающий с первых же страниц роман Дмитрия Петровского рассказывает о прошлом, настоящем и будущем европейской цивилизации.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.