Роман по заказу - [30]

В узком, с низкими потолками коридоре торга остро пахнет масляной краской, пусто; обтянутая дерматином дверь с табличкой «директор» приоткрыта, оттуда доносится перестук пишущей машинки.

— Роза Яковлевна? — Сидящая в приемной за машинкой девчушка взмахивает челочкой, смешливо оттопыривает пухлые губки. — Спохватились! Она в семь часов на свинарник ушла. А оттуда по точкам пойдет. Будет после двух.

Досадно, конечно, — не сообразил условиться о встрече заранее, теперь полдня, самое малое, потеряно. Нерешительно топчусь, — девчушка бойко отбивает строку, сочувственно осведомляется:

— Вы по какому вопросу? Может, что передать?

— Да я по личному…

— По личным вопросам после пяти. — Всякий интерес ко мне утрачен, челочка сосредоточенно склоняется над машинкой.

Вместе с досадой испытываю и некоторое облегчение: на какое-то время совершенно свободен, можно бесцельно побродить по утреннему Загорову, попробовать хоть как-то разобраться в своих впечатлениях. Их — много, пока они никак не систематизируются, не представляю, каким способом из этой мозаики собрать образ человека? Теоретически — совершенно просто: удалить, отжать все лишнее, и вот он — Сергей Николаевич Орлов, сгусток. Только получится ли — сгусток?.. Снова приходит мысль: не мудрствуя лукаво, рассказать и о том, как эта мозаика находилась, складывалась. О всех встречах и знакомствах с людьми, которые независимо от всего входят в твою собственную жизнь, обогащают тебя — уже одним тем, что они есть. Софья Маркеловна, секретарь райкома Голованов, председатель колхоза Буров, Александра Петровна… Ведь они — не фон, на котором должна возникнуть фигура Орлова: они — его органическое окружение, его питательная среда, с ними он жил, работал, заодно действовал. В общем, со мной пока происходит то, что и с сороконожкой, когда она попыталась выяснить, как движется каждая ее нога…

На встречах с читателями литераторам обычно задают вопрос, ставший традиционным: какова ваша творческая лаборатория?.. У подлинных творцов, когда-либо живших и живущих ныне, такая лаборатория — всегда неповторимое сооружение, созданное по собственным законам, и технология, где свободная гармония поверяется строгой алгеброй, где при видимой простоте все таинственно и не поддается воспроизведению, где, наконец, даже отходы производства драгоценны так же, как пыльца, осыпающаяся из-под резца золотых дел мастера. Когда же, по привычке, по инерции — невольно ставя в неловкое положение — подобный вопрос задают тебе, стараешься отмолчаться либо свести ответ к шутке. Не лаборатория, — так: рядовой закуток, в который терпеливо стаскиваешь груды собственных наблюдений, посыпая их табачным пеплом, высоко вдруг вознесясь в помыслах, начинаешь спотыкаться на первой же корявой строчке. Либо неуверенно, на ощупь прикидывая, куда можно приткнуть тот или иной случайный эпизод — вреде нашего вчерашнего разговора с детдомовским шофером. Остановил он меня у ворот вопросом:

— Сказывают, про Сергей Николаича писать будете?

Волосатый, кряжистый, он, исподлобья поглядывая, выслушал не очень определенный ответ, задумчиво потер утиный, разделенный ложбинкой нос и упрекнул:

— Меня бы, чай, поспрашивать надо. Я его возил.

Просидели мы с ним порядочно, ко беседа наша свелась к тому, что он лишь коротко, натужно отвечал на расспросы. Вроде: «Ну, как же, как же!» «Строгий да с душой потому…» «Это уж нет — на машине ездил по делам только. Мне всыпал — когда что…» Под конец — чувствуя, что и я устал из него вытягивать, и сам огорчившись, что не может развязать язык, — мрачновато и выразительно показал большой, с черным поломанным ногтем палец:

— Во — мужик был!..

…В торг, послушавшись совета рыженькой секретарши, прихожу к пяти: я ведь действительно но личному вопросу.

За долгий жаркий день девчушка разомлела и, кажется, не узнав, безучастно показывает на дверь позади себя.

Разговаривающая по телефону немолодая, в белой кофточке женщина одним и тем же кивком и войти разрешает и отвечает на приветствие; сидящие за вторым столом трое мужчин следят за разговором, комментируя его.

Устраиваюсь у открытого во двор окна — отсюда, со стороны, хорошо виден и весь кабинет, довольно просторный, и его хозяйка, настойчиво кого-то в чем-то убеждающая. Ей на вид побольше пятидесяти; крупный с горбинкой нос, острый подбородок, темно-каштановые с обильной сединой волосы коротко обрезаны и при малейшем движении головы залетают на загорелые веснушчатые щеки; разговаривая, левой, свободной рукой то поправляет бумаги на столе, то энергично жестикулирует. Замечаю еще одну деталь: Роза Яковлевна сидит, откинувшись на спинку стула с повешенным на нем синим жакетом — обычно даже чем-то увлеченные, женщины умудряются одновременно следить за тем, чтобы не помять костюм. Несколько раз она взглядывает в мою сторону: или молча подбадривая — подождите еще немного, я сейчас, — или попросту подумывая, почему этот незваный все еще тут?..

Результаты успешно закончившихся телефонных переговоров директор торга обсуждает со своими работниками, принимая решение немедленно, прямо в ночь, послать машины на областной холодильник — за свежемороженой рыбой, как я понимаю; на какое-то время народу в кабинете не убавляется, а прибывает. Расходятся по одному, унося подписанные бумаги и поручения; и наконец-то долгожданное: