Роман одного открытия - [92]

«Если бы я мог уснуть… Может быть, сон направит мои мысли по настоящему пути».

Выдвинул ящик письменного стола и взял свои рукописи. Сел и углубился в густо исписанные страницы.

«Это останется, но к чему? Капля тайны хранится во мне — самая главная. Человек всегда уносит с собой что-то недосказанное… Все ли я поведал на этих белых листах? Не исчезнет ли со мной и мое творение?.. Все же я направил ум тех, кто дерзнет пойти моим путем. Я хотел сохранить этот огонь для моего одаренного народа… Преемник? Кто сможет после меня поймать в своем сердце искру, которая меня сжигает? Утопин!.. А может быть, молодой человек, вслушивающийся сейчас в голос гор, вскормленный вековым шепотом наших лесов, прав. Рано еще — утопин увлечет нас в лабиринт современной жизни, растлит нас и отравит… Разве это неправда? И не приговор ли это мне, вырвавшийся из неподкупного сердца? Куда бы я пришел без веры в свое дело и без тебя, Мария?..

Белинов вздрогнул от мысли, которая как бы ускользала от него:

«Не погибает ли брошенное в землю семя, чтобы принести плод?.. Вот дело, которое переживает человека, которое погружается в вечность, не унося с собой нашу смертельную боль, ужас разочарования личной судьбы».

— Тебе, — тихо промолвил он в смертельной тоске, неизвестно куда обращаясь, — тебе хотел я поднести, с чистой человеческой радостью, не свой мученический венец…

Он снова открыл шкафчик, приняв решение.

«Мне надо уснуть — утром все прояснится…»

Взял белую пилюлю, положил ее в рот и запил глотком воды, закрыв глаза. Надел пиджак и так, не раздеваясь, медленно прилег на кушетку, укрывшись одеялом.

Окно осталось открытым. Глядя в ночь, тихо дышавшую над спящим городом, Асен Белинов прошептал:

— Даже если все погибнет — мысль остается как свет, ощупывающий неведомое!..

Белинов спал, озаренный проникшим сквозь белые облака лучом месяца. На его бледном, как у мертвеца, лице было выражение глубокого примирения с неизбежным…

В спальне, одна на широкой кровати, Нона Белинова вздрогнула от чего-то необъяснимого, что прервало ее сон. В легком испуге она бросила взгляд на пустое место рядом с собой. Как буря, ворвались в ее сознание отрывочные образы. После того мгновения, когда какая-то непонятная сила спасла ее от опасного шага, она осталась одна. Д-р Синилов, как будто потрясенный чем-то, чего она не поняла, покинул ее со странной поспешностью. Убежал.

В тревоге Нона сначала направилась в спальню, может быть, чтобы укрыться там от угрожавшей ей опасности. Она увидела, что лежит на постели, задыхаясь от рыданий, — слезы лились неудержимо, словно внутри нее что-то быстро таяло. Утомленная слезами, она незаметно для себя так и заснула одетой. Проснулась внезапно, охваченная безотчетной тревогой.

Неужели она спала так, никем не потревоженная?

«Асен, наверно, у себя в кабинете, — подумала она, успокаиваясь. — Вошел, как всегда, на цыпочках, чтобы меня не разбудить. Часть ночи отдал своей работе… И — чуждый драме, которая разыгралась в его доме…»

Жалость сжала ей сердце.

«Как невинен и чист Асен… — Она как будто почувствовала себя виноватой. — Он бы не заподозрил ничего, даже если бы я и совершила ошибку».

Нона стала раздеваться. Видно было, что уже поздно. Она вслушалась. Ей показалось, что из кабинета мужа доносится какой-то шум. Ею снова овладела непонятная тревога… Неясное чувство сострадания и вины отвлекло ее мысли в новом направлении.

Почему она замалчивала до сих пор эти маленькие тайны, которые… которые чуть было не привели к ужасной развязке?..

Ее охватила неудержимая жажда любви, нежности, доверия… Разбудить его, если спит. Или, если он не спит, поведать ему обо всем. Освободиться от этого мрака и тревоги. Чтобы он принадлежал только ей. И, может быть, прижаться к нему, ища защиты…

«О, Асен, — думала Нона, приводя себя в порядок, — самый дорогой…»

Бросив быстрый взгляд в темное зеркало, в котором едва мелькнул, как белый призрак, ее образ, с бьющимся сердцем, стараясь улыбнуться, не отдавая себе в этом отчета, осторожными шагами она направилась через вестибюль в кабинет мужа.

Через распахнутое окно луна заливала кабинет Белинова своим таинственно-властным светом. Вдоль лежащего на полу коврика протянулась лунная дорожка, бахрома старинной болгарской ткани заблестела в серебристом сиянии. Луна спускалась все ниже к серебристой грани гор. Далекие облака тонули за вершинами в золотой пене. Бледная одинокая звезда мерцала на темно-сером мареве неба. Из полумрака поднимался, молчаливый и величественный, темный силуэт храма-памятника. Купола его мягко и загадочно сияли золотом в тишине осенней ночи.

Свет упал на лицо спящего. По его лицу пробежала дрожь. Глаза открылись навстречу вливающемуся в открытое окно свету. В глубоких глазах отразился полный месяц, и на веках затрепетала чуть заметная роса…

Опершись на руки, Белинов медленно поднялся с удивленным выражением лица… Он медленно протянул руку навстречу бледным лучам. Другой рукой потер лоб. Затаив дыхание, словно боясь спугнуть какой-то явившийся ему образ, он медленно пошел по лунной дорожке на ковре…

Из окна веяло прохладой. Огромный диск луны за окном опустился низко, как будто таинственная рука ночи опускала свою чашу, отяжелевшую от света.