Роман одного открытия - [88]

— Идите в тень, за деревья!..

Быстрым прыжком он отделился от Эрнестины и Баргазовой, пригнувшись, перебежал через улицу на противоположный тротуар, внезапно повернулся и засунул руку в задний карман брюк. Вспененная морда коня была уже совсем близко…

Застигнутые врасплох этим движением, поняв его намерение, всадники кинулись в противоположные стороны вдоль тротуара. Раздался пистолетный выстрел.

Отставший полицейский, стараясь одной рукой удержать на месте испуганного коня у самого тротуара, стрелял по Георгу. Послышался звон бьющегося стекла, и откуда-то сверху посыпались осколки витрины. Георг тем временем успел вытащить пистолет, но прибежавшая из укрытия Елена Баргазова вдруг оказалась перед ним и, задыхаясь, пересекла быстро улицу, отводя его руки, крикнула:

— Георг… Не стреляй!..

Она быстро повернулась и стала лицом к полицейским, которые, лежа на шее лошадей, старались хорошенько прицелиться в опасного человека. Кони, храпя, беспокойно бросались из стороны в сторону, пули отскакивали от тротуара и вонзались в стену дома.

Гневным жестом Георг отбросил Баргазову себе за спину, заслонил ее собой и сурово шепнул:

— Не глупи, я такой ценой свою голову не выкуплю!..

Он спросил:

— Где Эрнестина? Беги к рельсам!..

Увидев, как Эрнестина бежит в тени деревьев к бульвару, он направил пистолет сначала на одного, затем на другого полицейского, и из дула вырвалось пламя, направленное под ноги коней.

Находившийся ближе конь встал на дыбы, заржал, и полицейские, как по данному знаку, соскочили с седел и, пытаясь укрыться за топчущимися в смятении лошадьми, открыли частую пальбу.

Увлекая за собой непокорную девушку, пригибаясь, Георг добежал до трамвайной линии, где стоял подошедший трамвай. Несколько пуль отбили штукатурку с близкой стены. Не теряя времени, Георг схватил Елену, подсадил ее на площадку двинувшегося трамвая и вскочил сам на ступеньку.

В тот момент, когда трамвай тронулся, он заметил на углу Радионова, которому показалось, что в глазах Георга трепетала какая странная юношеская улыбка, как мерцающее пламя в вечернем сумраке. Зубы его блеснули, и трамвай с Георгом и Еленой исчез за фасадом огромного здания университета.

Из своего затененного угла Радионов видел, как всадники поскакали за умчавшимся трамваем. Они еще несколько раз выстрелили в воздух, затем пронзительно посвистали в свои полицейские свистки, но этим дело и кончилось. Может быть, поколебленные в своем полицейском усердии, они отстали, повертелись и направились в противоположную сторону, очевидно все же довольные тем, что шкура их не пострадала от перестрелки…

Через четверть часа после этого происшествия, Радионов, тщетно попытавшись обнаружить поблизости Эрнестину, направился к ней в дом.

Эрнестина встретила его смущенная, встревоженная на пороге двери. Когда девушка узнала от него, что Георг и Баргазова умчались невредимые на трамвае, она всплеснула от радости руками и стала уговаривать Радионова зайти. Но Радионов остался непреклонным. Он спешил.

Пробирка вошла, притихшая, к себе в комнату, подняла крышку пианино, очевидно, чтобы излить на клавиши грозу, которая пронеслась в ее душе. Но остановилась, прикоснулась лбом к холодному инструменту, как будто на этот раз музыка не могла ей принести то успокоение, которое она обычно давала ее мятущейся душе…

— Жестокий путь, — устало прошептала она, и миндалевидные ее глаза не улыбались сейчас, как всегда. — Немногие смогут пройти его до конца…

Она припомнила улыбку Георга, его гордый насмешливый взгляд и, словно из глубины минутной, охватившей ее, слабости снова почувствовала силу его огненных слов: «…Вместо того, чтобы отдаваться снам, мы живем так, как мы хотим, а не так, как нас заставляют!..»

«Другой бы убежал еще при первом свисте пули, — подумала она вдруг про Радионова. — Твердый человек, сдержанный, — улыбнулась она, — своим путем идет к нам… Еще один хороший, смелый парень! — Она засмеялась, уже успокоившись. — Разве этого мало: любить жизнь и не пугаться ее теперешних диких превратностей…»

Когда Радионов сворачивал в переулок, направляясь к Белиновым, из открытого окна Пробирки, выходящего в вишневый сад, с бурным торжеством неслись звуки мужественного финала Девятой симфонии Бетховена, вылетающие из ее радиолы.

Радионов быстро спускался по наклонной улице, на которой жили Белиновы. Он был неспокоен. Чувствовал, что опоздал, но хотел закончить этот бурный день, увидеть в конце этого необыкновенного вечера то, к чему горячо стремилось его сердце: Нону, спокойную за имя и за научную работу мужа.

Улица была пуста. Несколько витрин спокойно светились на четырех углах перекрестка.

Еще поворот, и он, как обычно, остановится на минутку на противоположном тротуаре, в смутном колебании. Будет всматриваться тревожно в яркий свет, льющийся из окон пятого этажа, где живут Белиновы, и увидит снова в глубине своего сердца загадочную, пьянящую улыбку Ноны, ее светлый дружеский взгляд, коснется ее нежной теплой ладони… И устремится решительно к затихшему входу огромного здания, скрывающего в своих высоких стенах сокровище, его судьбу…