Роман одного открытия - [65]

Он подумал о вознаграждении, но отказался от этой мысли.

Белинов наспех написал обращение к неизвестному похитителю (впрочем похитители всегда, до некоторого времени, остаются неизвестными, подумал он) и сделал все необходимое для того, чтобы еще этим вечером оно было распространено по эфиру.

Немного успокоенный этой частью истории, Белинов отправился домой. Теперь все его мысли сосредоточились на главном, что его интересовало, — на лаборатории.

Теперь, после шантажа, это было совершенно необходимо. Он должен еще в этом месяце снова приготовить оригинальный биосок. Некоторые из элементов у него имелись в синтетическом виде. Другие найдутся. Нужно немного больше средств и лаборатория с аппаратурой и реактивами…

«Профессор Рогозаров, — вдруг вздрогнул от спасительной мысли Асен Белинов. — Как я мог забыть…»

Правда, у профессора Рогозарова была другая специальность, интересовали его другие проблемы биологии. Белинов знал, что в последнее время он занят антропологическими исследованиями и исчез из столицы.

Последние события в жизни Белинова произошли в отсутствие профессора Рогозарова из Софии. Белинов искал его несколько раз, но получал неизменный ответ: господин профессор Рогозаров в Родопских горах.

Белинов знал, что профессор Рогозаров проводил исследование в родопских селах среди белобородых ахрян[3], русых богатырей, красавиц с девственной прелестью, среди не разгаданной еще поэзии и мудрости, таившихся веками, героических легенд, преданий…

«А вдруг там, — думал Белинов, — в этих недрах таятся огромные самородки? Под наслоениями дикого суеверия и фанатизма горят, может быть, пласты старинного сокровища — рудники с большим богатством, дремлющим во влаге столетних лесов, как сокровище Грааля».

Белинов решил идти в другую сторону. Надо узнать, не вернулся ли профессор.

Осень сходит в горы и сносит все чуждое к старым местам. Может быть, профессор Рогозаров оставил обнажающиеся леса Доспата и Карлыка и, нагруженный впечатлениями, наблюдениями, грудами чертежей, фотографий, диаграмм, примеров, вычислений, как медоносная пчела вернулся в свой уединенный дворец — институт по биологии — среди лесов, опоясывающих город.

Белинов уже шел по влажной, тенистой аллее, дышавшей густым осенним ароматом, молчаливой, приглушенной — с тем глубоким спокойствием, которым полна творящая и отдыхающая природа.

Аллея упиралась в низкую и широкую ограду. Через нее был виден обширный парк, окрашенный в желтые и красные тона осени. Травы тоже пожелтели и увяли. Какая-то золотистая тишина, смешанная с печалью, лежала в парке. В просветы между деревьями виднелась двухэтажная постройка с верандой, обвитой рыже-красными лианами.

Белинов быстро прошел по белым плитам, вокруг которых поникли длинные травы, словно примиренные с неизбежным. Все кругом, со следами того, что тут еще недавно жизнь била ключом, богатым соками, звуками, красками, сейчас производило впечатление запустения, заброшенности.

У большой стеклянной двери Белинов позвонил, глядя через стекло в полумрак широкого вестибюля. Звонок резко разнесся по зданию. Немного погодя высокая и спокойная фигура медленно сошла по лестнице.

— Он дома, — подумал обрадованный Белинов, почувствовав на секунду угрызения совести, что беспокоит профессора.

Профессор Рогозаров отпер входную дверь и остановился с глубоким, серьезным и человечным выражением перед Белиновым. Лицо его озарилось сдержанным удовольствием.

— Это вы, Белинов?.. Прекрасно. Прекрасно. — И, заперев аккуратно дверь, он повел Белинова по широкой лестнице.

Белинов бывал в кабинете профессора. Через четырехстворчатые окна вливался обильный свет, освещавший строгий по своей скромности мир ученого с огромными духовными интересами. Несколько высоких этажерок, набитых книгами… Большой письменный стол… Несколько кресел и длинный стол, заваленный бумагами и журналами… Никакого комфорта.

Кабинет ученого и мыслителя.

По стенам — изящные гравюры и портреты ученых и поэтов.

Профессор Рогозаров обладал спокойной, человеческой любезностью, которую как бы излучали его глаза, приветливо смотревшие на собеседника. Высокий лоб, тихий, мягкий голос приятного бархатистого тембра и благородные манеры выдавали культурного человека, всецело поглощенного своей наукой.

Белинов сел обрадованный, почти взволнованный этой культурной и сердечной обстановкой.

Красивая, с проседью, голова профессора, тонкие черты лица, правильно очерченный нос с горбинкой и подбородок создавали впечатление духовного совершенства и высокой интеллигентности.

Асен Белинов был поражен необыкновенным сходством. За спиной профессора Рогозарова висел большой портрет Гете. Те же высокое чело, продолговатое лицо, спокойное мудрое выражение глаз, неуловимое благородство всего облика роднили профессора Рогозарова с великим поэтом и ученым Германии.

Профессор Рогозаров с большим увлечением, но спокойно передавал Белинову свои впечатления от Родопов.

— Такого законченного и красивого славянского типа русых богатырей с большими детскими глазами, чудесной музыкальностью речи, песен, поэзии я не нашел нигде в других местах, — рассказывал профессор. — Помак — самый славянский и чистейшей расы наш тип. Он сохранил цельность образа, примитивную глубокую поэзию первичной мудрой души… Суров, фанатичен в переиначенном народностном сознании, и все же его мир сохранен как легенда… И это сокровище среди прекраснейшей природы и величайшей бедности.