Роман Молодой - [31]

…Прошло семь недель, и князь Василий, собрав духовенство в своей думной светлице, объявил о прощении всех своих обидчиков: и бояр, и простых горожан. – Еще я хочу, – сказал князь, – чтобы все убежавшие из города люди, напуганные татарским войском, вернулись назад и не боялись моего суда! Я понял, что был неправ и незаслуженно обижал своих подданных! Теперь все будет иначе! Я буду править по закону и справедливости! – Но едва он успел сказать эти теплые и благородные слова, встав со своего большого кресла, как вдруг княжеское лицо исказилось, его глаза, доселе спокойные и веселые, покраснели и вылезли из орбит, изо рта брызнула слюна. – Ах, какая лютая боль! – вскричал он, хватаясь ладонью правой руки за грудь и сползая, как куль, на пол.

– Господи, спаси! – прохрипел, волнуясь и не веря своим глазам, епископ. Он вскочил со своей передней скамьи и резво подбежал к лежавшему на полу бездыханному князю. – Какое горе! – простонал он, вглядываясь в почерневшее княжеское лицо. – Наш славный князь Василий скончался! Господи, прими же душу этого мученика в райские врата и прости ему все грехи!

– Аминь! – хором пропели потрясенные, дрожавшие от ужаса священники.

К вечеру уже весь город знал о случившемся.

– Сам Господь покарал этого Василия за дружбу с татарами! – говорили одни.

– Жаль этого непутевого князя! – бормотали другие. Но большинство горожан не сочувствовали умершему.

– Слава Роману Михалычу! – неслось по городу. – Слава могучей Литве! Будем вместе с Литвой против Москвы и поганых!

Огромная толпа собралась на вечевой площади близ церкви Горнего Николы.

– Теперь мы с Литвой заодно! – кричали брянцы, звоня в вечевой колокол. – Слава Роману Молодому!

ГЛАВА 11 ПОСЛАННИК БРЯНСКОГО ЕПИСКОПА

Ранней весной 1358 года митрополит «московский и всея Руси» Алексий принимал у себя, в скромной монашеской келье, великого князя Ивана Московского. Им было о чем поговорить! Прошлый год был тяжким и беспокойным. Мало того, что на самой Руси не было «тихости да порядка», и князья искали только повод для очередной междоусобной войны, не все было ладно с церковными делами: смерть косила епископов, поставленных Москвой, и митрополит едва успевал назначать очередных своих сторонников. Неожиданно летом в Москву прибыл посланник из Орды от ханши Тайдуллы. Последняя тяжело заболела, ослепла и так страдала, что была вынуждена прибегнуть к совету своей русской рабыни – вызвать из Москвы митрополита Алексия, как чудотворца, и излечить ее. Святитель был человеком глубоко образованным и практичным. Помимо книжных знаний, он обладал большим жизненным опытом, не кичился своими достоинствами и пытливо учился даже у простолюдинов навыкам излечивать больных. Он общался со многими знахарями, не только монастырскими, запоминал свойства целебных трав, умел составлять лекарственные настойки и мази. Призыв ханши Тайдуллы не обескуражил его. Он посоветовался со многими «знатными лекарями», подготовил необходимые лекарства, а затем, перед отъездом в Орду, провел торжественный молебен «у гроба святого Петра», подле которого зажег две свечи. Потом он «раздробил свечу для благословения народа» и выехал в далекую степь, взяв с собой «благочестивых людей», знавших врачебное дело.

Ханские же лекари, назначенные во дворец благодаря родственным связям и взяткам, могли вылечить только легкий насморк. Когда же они сталкивались с «неведомой болезнью», то полагались только на «волю Аллаха». Однако молитвы не помогли, и врачебные «светила» объявили, что «государыня обречена». Как только святейший митрополит прибыл в покои несчастной ханши, он сразу же понял, что болезнь не опасна, но сильно запущена, поэтому он дал ей укрепляющие, обеззараживающие настойки, и смазал ее глаза особой целебной мазью, приготовленной из трав. По совету митрополита Алексия ханские рабыни тщательно помыли свою госпожу, уложили на ложе и напоили успокаивающим «зельем».

Уже наутро выспавшаяся и посвежевшая Тайдулла почувствовала себя лучше, а через три дня прозрела и встала на ноги.

Выздоровление ханши было расценено в Орде как чудо. На русского митрополита смотрели как на волшебника и святого. Стоило ему выйти из усадьбы сарайского епископа для следования в церковь, как со всех сторон сбегались простые татары и услужливо, раболепно кланялись ему.

Это не нравилось сарайским муллам и подстрекаемым ими мурзам.

Тем временем в Орде случилось несчастье. Хан Джанибек, недавно покоривший «Тивирижское царство», получил известие, что там вспыхнул мятеж, и власть над беспокойной окраиной его ханства перешла в руки Джелаиридов – другой, враждебной ему, ветви Чингизидов. Он вместе со старшим сыном Бердибеком немедленно выступил в поход и, явившись в Азербайджан, разгромил своих соперников, занял Тебриз, а главного своего врага – Ашрафа – казнил. Оставив сына Бердибека в Тебризе, Джанибек-хан поспешил домой, поскольку наступало время приема русских князей с ежегодной данью. Однако по пути в Сарай он «крепко занедужил». В Орде ходили слухи, что несчастный хан был проклят казненным в Тебризе Ашрафом, и якобы по дороге ему явилось привидение в облике казненного, от чего он «помешался умом и взбесился». Русские же, проживавшие в Сарае, хорошо знали о пристрастии больного хана к «добрым грецким винам» и поэтому считали, что у хана был приступ «винной горячки».