Роман-газета для юношества, 1989, №3-4 - [29]
— Спрашиваешь! — воскликнула Нина.
Незаметно летело время. Стемнело. «Ва-ась-ка-а», «Тань-ка-а», — послышались из деревни голоса, зазывавшие ребят и девчонок домой, и толпа у качелей стала быстро редеть. «Наверно, уже дед беспокоится», — расстроенно подумал Володя и тронул Нину за плечо: пора. Поехали. Смех, крики и скрип качелей стихли. Машина мягко катилась по дороге, пронзительно распевали свои ночные песни цикады; дергачи перекликались скрипучими механическими голосами, а впереди велосипеда, будто указывая путь, летел, разбрасывая длинные острые крылья, козодои. Володя все нажимал и нажимал на педали, ему хотелось догнать козодоя, а тот все летел и летел над самой дорогой, птица будто дразнила: а ну, догони, а ну, догони!..
Въехали в лес. Темно-то как уже. В чем дело, ведь белые ночи? Володя поглядел вверх — они и не заметили, как на небо наползли тяжелые черные тучи. Тревогой и холодом повеяло от них. Лишь кое-где просвечивали серебряные полыньи неба.
Володя поехал тише. Куда торопиться? Он медленно крутил педали и думал о том, какой прекрасный, какой длинный-длинный был этот день. Ну да, ведь двадцать первое июня. Самые длинные дни. И впереди еще очень много таких дней… Потому что — тут Нина.
Дорогу пересекали толстые, похожие на притаившихся змей, корми.
Вдруг раскатисто загромыхало, и на мягкую пыльную дорогу упали редкие и тяжелые, будто из свинца, капли. В притихшем лесу испуганно вскрикнула птица. Володя затормозил. Нина спрыгнула на дорогу. С шумом, ломая сухие ветви, прокатился по вершинам елей ветер. Стало совершенно темно. И жутко.
— Подождем под елью. — Володя поволок велосипед под лохматое, с толстенным шершавым стволом дерево.
Они шмыгнули под ель. Володя положил велосипед и прижался спиной к стволу. Рядом стояла Нина. Лохматые лапы ели опускались чуть ли не до земли.
Ослепительно сверкнула молния, и Володя увидел возле своего лица белое, с широко открытыми глазами лицо Нины. Глаза у нее были светлыми-светлыми, а губы на белом лице казались черными. Ух и громыхнуло! Нина тихонько вскрикнула и ухватилась за руку Володи. И плечо ее прижалось к его плечу. Сжав ее пальцы, Володя подумал: «Вот сейчас я и скажу, что я ее очень-очень… Но почему „очень-очень“? Может быть, просто — „очень“? И не „люблю“, а…» Вот как он ей сейчас скажет: «Я… нет, ты мне очень… нет, без „очень“, а просто: ты мне нравишься». Вот и все.
Снова полыхнула молния, белый свет будто дернулся, и на земле судорожно сжались и распрямились черные тени деревьев.
— Я чего-то боюсь. Эта черная корова… Гроза.
— Ничего. Ливень кончится. А завтра первой пойдет красная корова, — ответил Володя, но и его сердце вдруг сжалось от какого-то летучего страха… и отпустило. Он повернулся к ней. Взял за плечи.
— Ты чего? — спросила она.
Ливень хлынул. Володя притянул к себе Нину, она с некоторым сопротивлением поддалась. Вода туго била по кронам деревьев, остро запахло хвоей. Сквозь платье Володя, кажется, уловил торопливый стук ее сердца. Ну зачем он будет говорить ей, что она ему нравится? Просто он ее сейчас поцелует, и все… Вот сверкнет молния и… Молния сверкнула. Рванул гром, но Володя почему-то не осмелился… «Нет, не сейчас, — подумал он, — чуть погодя», а Нина глядела ему в глаза. И чего она так смотрит? Какой странный взгляд, вроде она чего-то ждет и чего-то боится. Да — да, он поцелует ее после третьей… нет, после пятой молнии, а то сразу как-то неудобно.
Какой ливень! Шум дождя, шелест ветра.
Молния. Вторая… Третья.
Потом долго-долго не было четвертой. Ну что же это? Ага, вот и четвертая!.. А теперь… вот сейчас будет и его, вернее — их, пятая. И он поцелует Нину. Ну же!
Ливень вдруг кончился. Стихло все. Синица пинькнула.
— Пусти, — сказала Нина и шевельнула плечами.
— Постой, — попросил ее Володя в смятении. — Сейчас будет еще одна молния… Наша молния!
— Ничего уже не будет, — засмеялась Нина и, оттолкнув его, вынырнула из-под ели.
— Вова, проснись!
Он открыл глаза. В окно врывался луч солнца. Дед сидел на краешке кровати, попыхивал трубкой. Был он мрачным, сказал:. — Война.
— Что? Война? Какая война?.. — Володя стал быстро одеваться. — С фашистами? Отец говорил, говорил!.. — Он натянул рубаху. — Отправь меня в Ленинград. Как там мама?
— Ну чего всполохнулся? — остановил его дед. — Не паникуй. От границы до нас — сотни километров. Не отпущу тебя — махнешь в Питер, лето себе попортишь.
Перрон. Суета. Толкотня. Встревоженные лица.
— Как вернешься в Ленинград, сразу же приходи, — Нина протянула в открытое окно вагона руку. Володя схватил ее.
Поезд тронулся. Володя побежал. Поезд пошел быстрее. Спешили, толкались люди. Мелькнул последний вагон. Володя долго глядел ему вслед, потом повернулся и пошел по пыльному перрону. На аэродроме ревели двигатели. Володя прислушался, поглядел. Самолет там поднимался в воздух. И еще тройка истребителей кружила над аэродромом. Был первый день войны, и это уже были не тренировочные полеты.
2
Володя отложил газету и достал из стола письма от мамы и Нины, которые вчера принесла Люба.
Матери Володя ответ уже настрочил. О чем же написать Нине? О том, что дворец, где работает дед Иван, эвакуируется, что вокруг города тысячи жителей роют рвы, и он ходил рыл, все ладони в мозолях, и что… За окном послышался скрип колес. Володя отодвинул занавеску: мимо дома проехала телега, в которую были впряжены две лошади. Поклажа на телеге закрыта брезентом. Люба, Федя и еще два человека, один высокий, в кепке, сопровождают ее. Куда это они? Что везут? Поглядывают так настороженно… Володя выскочил на крыльцо, солнце только что поднялось, тишина, прохлада…
На пути из Бодайбо в Иркутск гидросамолет попадает в грозу. Полыхают молнии, машину кидает из стороны в сторону, крылья раскачиваются, точно фанерные листы. Падают обороты двигателя, командир принимает решение сбросить груз и вдруг видит направленный на него пистолет… В основе повести «Отцовский штурвал» лежат реальные эпизоды, связанные с повседневной работой авиаторов, героическими традициями сибирских пилотов. Сергей Жигунов по примеру отца становится летчиком и продолжает трудное, но необходимое для таежного края дело.
В книгу известного сибирского прозаика Валерия Хайрюзова «Точка возврата» вошли повести и рассказы, посвященные людям одной из самых мужественных профессий — летчикам. Каждый полет — это риск. А полет над тайгой или тундрой — риск вдвойне. И часто одной отваги и решимости бывает мало. А лететь надо. В любую погоду, в любое время года. Потому что только от них зависит, выживет ли в зимовье тяжелобольной, получат ли продукты отрезанные пургой буровики, спасутся ли оленеводы от разбушевавшейся огненной стихии и… встретятся ли двое, стремившиеся друг к другу долгие годы?..
Новая книга известного писателя-сибиряка Валерия Хайрюзова – это яркая, объемная, захватывающая и поразительная по своей глубине панорама жизни сибирской глубинки.Герой повести «Болотное гнездо» Сергей Рябцов, отслуживший срочную и успевший получить «печать войны» в Афганистане, возвращается в родные места, в притаившийся среди иркутских болот, богом забытый поселок, – и узнает, что жить отныне ему негде. Родственники решили, что он погиб, и продали дом, в котором Сергей вырос. Неожиданно для себя парень оказывается перед непростым выбором: попытаться вернуть прежнюю жизнь или начать новую с чистого листа?..В повести «Луговой мотылек» люди, вынужденные всеми силами бороться с нашествием прожорливого вредителя, оказываются в ситуации, когда нужно решать, готов ли ты пожертвовать собственным добрым именем ради спасения общественного урожая?А пронзительная, берущая за душу история дружбы и беззаветной преданности собаки и человека в новелле «Нойба» не оставит равнодушным никого!
Иванов Юрий Николаевич родился в 1928 году в Ленинграде. После окончания института уезжает на Камчатку. По роду своей работы много ездит по полуострову, часто встречается с камчатскими охотниками, оленеводами, рыбаками. Впечатления от этих встреч легли в основу его первых рассказов и очерков, которые публиковались в местных газетах, а также в журналах «Огонек», «Вокруг света», «Нева».В 1957 году Ю. Н. Иванов переезжает в Калининград, где последние несколько лет работает в научно-исследовательском институте рыбного хозяйства и океанографии.
В новую книгу «Почтовый круг» молодого иркутского писателя. командира корабля Ан-24, лауреата премии Ленинского комсомола вошли повести и рассказы о летчиках гражданской авиации, в труднейших условиях работающих на северных и сибирских авиатрассах. Герои книги — люди мужественные, целеустремленные и по-современному романтичные.
В популярной форме излагаются история возникновения и сущность православия, рассмотрены его таинства и обряды, обычаи и праздники, а также современная культура православия.Для широкого круга читателей.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.