Роман Галицкий. Русский король - [2]
А потом встретил Настасью - молодую поповну. Тоже без любви, из обычая только пошла она замуж и, когда взор её, вишнёво-карий, встретился со светлыми глазами Ярослава Осмомысла, забыла и мужа, и святые обеты, дававшиеся пред аналоем. Как в омут головой, окунулись князь и попадья в любовь. Ушла Анастасия от мужа, стала Ярославу наложницей. И была счастлива, и родила сынка, такого же, как мать, кареглазого, и было всё хорошо. Повыдавав замуж дочерей - одну за венгерского князя Иштвана, другую в Новгород-Северский, за тамошнего князя Игоря Святославича, - Ярослав избавился и от жены. Не стерпев, что попадья расхаживает в её палатах, Ольга Юрьевна ушла из Галича с сыном Владимиром в Польшу, увела с собой верного ей боярина Константина Серославича и многих других.
Тогда-то и встал Галич, зашумело вече, ударило чугунное било. Поднялись бояре, спалили Анастасию, воротили назад Владимира Ярославича, принудив старого князя жить с женою и во всём бояр и веча слушаться.
И жил князь Ярослав, и богател тороватый Галич, и везли купцы соль на Русь, и текли торговые караваны из Руси в Европу и из Европы на Русь. Венгры были ему союзниками, мир был установлен с Византией и Польшей…
Умирал старый Ярослав Осмомысл.
В душной изложне[2] царил полумрак. Оконца притворены ради холодов - как-никак Покров на носу! - только лампада и несколько свечей озаряют покой. Белеет высоко взбитая постель, на которой, вытянувшись, лежит старый князь. Когда-то широкий в плечах, костистый, крепкий, он усох, ослабел. Истончилась борода, острее и длиннее стал нос, чернее и глубже глаза. Взгляд их почти потух, но расширенные близорукие зрачки время от времени шевелились, находя сыновей.
Старший, Владимир, был в окружении бояр. Верные ему Константин Серославич с сынами и лях[3] Володислав, что ещё двадцать лет назад пришёл в Галич искать службы, стояли рядом.
Прочие - бояре, священники, советники, - толпились вокруг, поглядывали на обоих княжичей, прикидывали, за кем бы пойти. Бояре извечно тянут одеяло на себя, ищут на престоле слабого князя, чтобы быть при нём в силе да в милости.
Недолго молчал Ярослав Осмомысл. Давно точила его душу крепкая дума, и ныне, пред ликом смерти, настала пора исполнить задуманное. Он пошевелился, махнул рукой - и постельничьи тотчас же приподняли его на ложе. Князь расправил плечи и на время стал таким, как привыкли его видеть бояре.
- Отхожу я, - просто, как о давно решённом, сказал князь. - Чую - смертный час мой настаёт. И ныне призвал я, дабы услыхали вы слово моё последнее. Поклянитесь же, что волю мою исполните. На кресте поклянитесь!
Стоявший рядом протопоп Севастьян вышел к боярам. Святую Библию и большой, усыпанный лалами и смарагдами крест несли за ним. Бояре один за другим прикладывались ко кресту, обещали сдержать князево слово, но неискренне звучали многие речи - неведомо ещё, что задумал Ярослав Осмомысл.
- Богата и обильна земля наша галичская, - с придыханием заговорил потом князь. - Зело много ворогов зарится на её богатства, да и сами мы, яко волци ненасытны, рвём другу дружки из рук земли. Много сил надобно положить, дабы уберечь отчее и дедово. Ныне приходит мой час. Хоть молва окрестила меня Осмомысл ом, я одной своей худой головой сумел удержать Галич, оберечь его от ворога внешнего и от злого соседа, своего же брата-князя-завистника. И вот теперь приказываю, - Ярослав чуть приподнялся, уперев немощные кулаки в постель, взор его сверкнул, - приказываю место своё Олегу, меньшому сыну моему…
Владимир вздрогнул, сжал кулаки. Бояре отшатнулись, переглядываясь.
- А старшему, - в тяжёлой тишине упали слова Осмомысла, - Владимиру, даю Перемышль…
Константин Серославич стиснул зубы. Не такого он ожидал от старого князя!
- И ныне, - негромко, тяжело дыша, вещал Осмомысл, - желаю, чтобы поклялся на кресте Владимир, старший сын мой, не искать под меньшим братом галичского стола и довольствоваться тем, что имеет. А на сём моя последняя воля!
Почти выкрикнув последние слова, Ярослав Осмомысл с коротким стоном откинулся на подушки. Сердце зашлось болезненными толчками, стало душно, обильный смертный пот выступил на челе и висках, но, одолев приступ боли, Осмомысл ещё успел прохрипеть, хватая ртом воздух:
- Целуй крест, Владимир, а иначе… и Перемышля тебе не видать… уж лучше Святославу Чермному отдам, а не то Роману волынскому… А тебе - вот Бог, а вот порог… Крест…
Владимир бледнел на глазах. Мир рушился. Он уже видел торжество безродного поповского сына и себя униженного и раздавленного.
Поп Севастьян бочкам придвинулся, поднимая усыпанный лалами и смарагдами крест.
- Целуй…
Медленно, словно боялся сломать спину, Владимир наклонился, перекрестился, едва-едва коснулся губами тёплой от человечьих рук кованой фигурки Спасителя, прошептал молитву.
- Клянись…
- Клянусь, - выдавил Владимир…
Ярослав Осмомысл ощипанным тощим коршуном следил, как один за другим подтверждали вассальную клятву Владимира Ярославича его бояре. Потом враз почувствовал себя худо. В очах потемнело. Страшное напряжение отпустило, и он обмяк, откинувшись назад.
- Подите все… Олег…
Сын перемышльского князя Ростислава Володаревича прожил удивительную, несвойственную «обычным» Рюриковичам жизнь. Изгнанный соседями за буйный и неуживчивый нрав со своих земель, Иван Ростиславич нанимался на военную службу то к одному, то к другому великому князю, заключал союзы с половцами, возглавлял шайки разбойников, пытаясь во что бы то ни стало вернуть утраченные престолы в Звенигороде и Галиче. .
Плох тот студент, который не мечтает стать ректором. Плох тот некромант, который не мечтает стать Темным Властелином. Выпускнику Колледжа Некромагии Згашу Груви не грозит ни то ни другое. Ему предложили работу помощника некроманта в маленьком городке. Здесь живут маленькие люди со своими маленькими проблемами. Здесь не творится история, не вершатся судьбы мира. Но даже здесь есть место подвигу, чести, дружбе и… любви.
Представьте себе, что вы — молодой, подающий надежды наследник древнего рода. И представьте, что судьба именно на вас решила поставить большой жирный крест. То есть все вроде бы при деле, и только вы сидите в четырех стенах в фамильном замке и с грустью наблюдаете за тем, как проходит молодость. Что же делать? Ведь ваш род издавна славился неукротимым нравом и талантом влипать во всякие неприятности! Хватайтесь за любую возможность как-то изменить свою жизнь, ринувшись очертя голову по первому зову судьбы навстречу подвигам, славе, опасностям, любви.
Однажды происходит невозможное. Рушится привычный мир. Сменяются эпохи. Орк становится императором эльфов. Оставшиеся в живых эльфы готовы убивать друг друга ради власти. Орден Видящих готовит переворот, дабы посадить на трон своего кандидата. А в старой заброшенной башне Ордена набирает силу единственный, кто может остановить жаждущих мести волшебниц. Тот, чье существование, по общему мнению, невозможно, — НЕВОЗМОЖНЫЙ МАГ.
Целую вечность Радужный Архипелаг — государство эльфов и Земля Ирч — империя орков пытаются завладеть Золотой Ветвью, мифическим артефактом, на обладание которым претендуют оба народа. В этой схватке хороши все средства.На узких тропах войны судьба столкнула двоих — юную эльфийскую волшебницу из могущественного Ордена Видящих, и знатного орка, ставшего изгоем за верность родовым традициям. Ей предстоит по-новому взглянуть на себя и на мир, ему — пройти через боль потерь, сломать стереотипы и объединить вокруг себя представителей других рас и народов.
Раз в двенадцать лет небеса темнеют от закрывающих солнце перепончатых крыльев. Раз в двенадцать лет орды огнедышащих чудовищ с северных гор атакуют равнины, сея смерть и разрушение. Раз в двенадцать лет наступает Год Дракона – новый виток нескончаемой войны. В постоянной готовности к сражениям Орден Драконоборцев в закрытой школе учит юношей сражаться с драконами. В один прекрасный день порог обители переступает юный рыцарь Готик. Ему предстоит узнать много нового не только о себе, но и об извечных врагах человечества – драконах.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Новый роман известного писателя — историка А. И. Антонова повествует о жизни одной из наиболее известных женщин Древней Руси, дочери великого князя Ярослава Мудрого Анны (1025–1096)
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.