Роль читателя. Исследования по семиотике текста - [117]

Рис. 8.5

Иными словами, процедуры импликации оказываются своего рода метаязыковыми приемами, сокращающими потенциально бесконечные ряды фактических свойств. В последовательном и совершенно «педантичном» семантическом описании (представлении) не будет различий между необходимыми и случайными свойствами. Так, в примерах постулатов значения, предлагаемых Р. Карнапом[492], утверждение «холостяк – это взрослый мужчина» и утверждение «вороны – черные» равным образом считаются импликациями.

Правда, с точки зрения Карнапа, есть все-таки разница между L-истинами и истинами синтетическими, и L-импликация понимается как «экспликат для логической импликации или entailment» (Carnap, 1947, p. 11)[493]. Таким образом, импликация, или entailment, понимается как случай аналитической истины.

Следуя за Карнапом, мы должны были бы сказать, что в плане аналитическом и coupé и brougham – это транспортные средства в силу постулатов значения, а то, что они транспортные средства буржуазные, – это не более чем фактическая истина (a mere factual truth).

Однако здесь нельзя не согласиться с той критикой Карнапа, которую прекрасно сформулировал Куайн в своей работе «Две догмы эмпиризма» (Quine, 1951).[494] То, что coupé есть экипаж, – столь же эмпирично (т. е. обусловлено нашими языковыми моделями), как и историческое представление о том, что coupé было транспортным средством для богатых.

Различие между синтетическим и аналитическим зависит от точки зрения, исходя из которой мы определяем, что есть центр, а что – периферия всей системы понятий данной культуры, системы, определяющей то, как мы упорядочиваем конкретные данные опыта.

В свете сказанного мы можем согласиться с Р. Чизолмом: свойство «становится необходимым при определенном описании» (Chisholm, 1967, р. 6).

Рассмотрим еще раз релевантные свойства трех типов экипажей, упомянутых выше, используя метод весьма простого семантического анализа (+ означает наличие данного свойства, – означает его отсутствие, 0 означает неопределенность):

(1 – вместилище, 2 – подвижное, 3 – запряженное лошадьми, 4 – на колесах, 5 – с закрытым верхом, 6–2 пассажира, 7–4 колеса, 8 – кучер спереди)

Рис. 8.6

Свойства с первого по шестое несомненно релевантны в ко-тексте Драмы, а свойства семь и восемь – нерелевантны и могут быть «усыплены» (или автором, или читателем). Но предположим, что директор музея экипажей хочет приобрести для музейной экспозиции именно coupé – так, чтобы все знали, чем coupé отличается от brougham (а также от всех прочих экипажей и иных транспортных средств). Тогда релевантными будут свойства с третьего по восьмое, а особенно важными – свойства семь и восемь. Свойства один (способность вмещать людей) и два (способность передвигаться) директора музея будут интересовать меньше: музейный экипаж может иметь ржавые рессоры и треснувшие колеса (в крайнем случае сгодилась бы даже и картонная модель coupé). Так что каждый выбирает свойства, необходимые именно ему[495].

Поэтому вместо неоднозначного термина необходимый (necessary) мы будем употреблять термин существенный (essential). При описании свойств индивида в данном текстовом мире (в данном универсуме дискурса) мы будем особо выделять те свойства, которые существенны для данного текстового топика. Термин необходимый мы будем использовать для других целей (см. разделы 8.6.5. и 8.7.2).

8.6. Мироструктуры, доступность, тождественность (идентичность)

8.6.1. «Проявление» («усыпление») диагностических свойств как существенных

Итак, существенность того или иного свойства зависит от топика. Можно сказать, что текстовой топик (или топик дискурса) вычерчивает некую мироструктуру W₀, которая представляет собой уменьшенную модель мира референции: индивиды и их свойства отобраны в соответствии с потребностями данного текста. Эта мироструктура W₀ никогда не может быть столь же глобальной и целостной, как сам мир референции, но она есть некая проекция этого мира или взгляд на него в определенной перспективе – каковую проекцию (или перспективу) мы принимаем как исходную для интерпретации данного текста.

Если бы моя теща спросила:

(1) «Что было бы, если бы мой зять не женился на моей дочери?» – то в ответ можно было бы сказать: в тещином мире референции (W₀) я и ее зять – это один и тот же индивид, но в тещином контрфактическом мире (W₁) есть два разных индивида, один из которых не имеет четкого определения.

Если же, с другой стороны, кто-то (допустим, опять моя теща) спросил(а) бы:

(2) «Что было бы, если бы автор этой книги никогда не женился?» – то в ответ можно было бы сказать, что в контрфактическом мире W₁ в этой книге не было бы рассматриваемых сейчас примеров, но в остальном такой сдвиг в отношениях родства не повлиял бы серьезно на процедуры идентификации (отождествления): автор этой книги в W₁ был бы тем же, что и автор этой книги в W₀, за вычетом изменений некоторых случайных («акцидентных») свойств.

Два рассмотренных примера были бы всего лишь забавными лингвистическими играми, если бы они не подводили нас к более углубленному рассмотрению общей проблемы: как определять