Роксолана - [111]

Войдя в пещеру, она скромно приветствовала отшельника и спросила, опустив глаза долу:

– Ты ли тот старец Божий, что исцеляет недужное тело и больную душу?

– Бог исцеляет. А я только советую людям, что им делать, чтобы обрести милость его.

– Тебя предупреждали, что я приду просить твоего совета?

– Никаких предупреждений я не приемлю, ибо верю, что лишь Аллах направляет стопы человека к покаянию и искуплению, если не оставил надежду их исправить. Присядь, дочь моя.

Он указал на каменную скамью. Султанша опустилась на нее, и с минуту в пещере царило молчание.

– Ответь мне, старец Божий, – наконец спросила она, – почему величайшая святыня ислама совершенно пуста внутри?

Старец внимательно взглянул на султаншу и ответил:

– Чтобы открывать всю глубину веры тем, кто с покорностью вступает в нее.

– Почему же она мне ничего не открыла?

– И тебе, дочь моя, пустая Кааба навеяла мысли, столь же полные мудрости, как виноградная гроздь полна соком своим. Да только ты не постигла их.

– Каковы же эти мысли, и как их постичь?

– Как хвостатая звезда в небе и как бездомный ветер, блуждающие без цели, – так без цели блуждает всякий человек, если отвернется он от правды слов Аллаха, от заповедей его. Здесь, в пустой Каабе, можно увидеть все, что может дать тебе жизнь, если покинешь правый путь Аллаха. Пусты и безвкусны будут плоды ее. Такой человек, пойдя кривыми тропами, скоро вступит и на иные – красные, на которых слышен плеск крови. Умрет без Бога в нем радость и надежда исчезнет, а под конец покинет его и страх перед Богом, начало и конец разума людского на земле. А выйдя из Каабы, человек видит солнечный свет и осознает, что может унаследовать нечто большее, чем может дать ему земля: блаженную милость Божию.

Издалека в пещеру долетала приглушенная перекличка стражников, которые следили за тем, чтобы никто не приближался к пещере старца.

Султанша задумалась и спросила:

– Знаешь ли ты, кто я и где мой род и дом?

Старец долго всматривался в нее. Затем ответил:

– Ты – давно предсказанная… султанша Мисафир… Твой дом так далеко отсюда, что там в холодную пору дождевая вода и вода в реках становится твердой, как камень, и ее можно резать пилой и долбить долотом, словно мрамор. Вижу тихую реку… и сад над нею… И маленькую мечеть пророка нессараг… Домик отца твоего… А ты еще маленькая, бегаешь по комнатам…

– А что было со мной дальше? – спросила султанша, затаив дыхание.

– Ты растешь… стройная, как пальма… веселая, как быстрая вода… Тебя одевают… в белое платье, в зеленый венок… Ты идешь в мечеть пророка нессараг… с юношей… нет – он уже мужчина… и видишь свечи… восковые, золотистые…

– А потом?

– Потом ты… бежишь… рядом с конями… дикие, мохнатые… фыркают на тебя, раздувают ноздри… а ременная петля у тебя на шее… сыромятный кнут рассекает твою кожу… слышу свист его… вижу твою ногу… она в крови… и влаги жаждут иссохшие уста твои…

– Что же было дальше?

– Вижу туман над морем… и город над ним… минареты сияют… муэдзины поют… вижу тебя в школе, и учителей твоих… поднимаешься на галеру… на черный корабль… а на руках твоих заклепывают цепи… и гонят на берег, на Авретбазар…

В этот миг султанша, на чьих глазах выступили слезы еще тогда, когда старец напомнил ей о родном доме, заплакала, и слезы градом покатились по ее щекам. Через минуту, справившись с волнением, она мягко спросила:

– Что же потом случилось со мной?

– В лучшую минуту твоей жизни ты молилась Богу… в предутренних сумерках… за решеткой конюшни у самого базара… И глубокая вера в его премудрость… она била из твоего сердца, как из родника… Ты сказала эти слова: «Да будет воля Твоя!»…

Слезы султанши высохли. Она пристально всмотрелась в полузакатившиеся в экстазе глаза удивительного старца. Из ее губ вырвался тихий шепот:

– Ты не дервиш… Ты монах нессараг!..

Старец либо не услышал ее, либо не пожелал слышать то, что она сказала. Продолжал говорить, уже не ожидая ее вопросов:

– Солнце заходило за купола Айя-Софии, когда тебя продали на Авретбазаре… И уже сумерки пали, когда ты вошла… в дом Сулеймана… Великого Султана… которым Бог благословил свой народ… и тяжко покарал… народы нессараг… Вижу белый жасмин… светит яркая луна… встречаются две пары молодых глаз… твой первый жених тебя… благославляет… потому что ты не отвергаешь… святой для тебя знак… не хочешь менять его на сигнет султанов Османов… в ту минуту влюбился в тебя Сулейман…

– О старец Божий! Скажи мне правду: он не перестанет… любить меня?

– Сильный вол рвет постромки… но великий человек не изменяет слову… вот увядает лицо твое… ибо посланец Божий… никому не видимый… более сильный, чем сталь… уже время приходит… в палаты Сулеймана… в святую ночь Курбан-байрама[150]… приведут девушку… лучший цветок из тех, что произрастают на землях султана… а он не примет ее…[151]

Султанша Мисафир глубоко вздохнула и уже спокойно спросила:

– Что будет со мной дальше?

– Сейчас, дочь моя, ты могла бы… вместе со своим мужем… по Божьему соизволению… Слышишь ли меня?.. Смогла бы все… а ты, вместо того, чтобы вершить великие дела… украла одну душу… и теперь прячешься с краденым… О дочь моя, дочь моя!..