Роксолана - [105]

Внимание султанши привлек невысокий пригорок, на самом верху которого что-то блестело, словно крохотный пруд. Она направила туда своего верблюда и, подъехав вплотную, спрыгнула на землю и поспешно шагнула к воде. Мгновение всматривалась в нее, а затем наклонилась, погрузила обе руки – и вдруг вскрикнула и отпрянула от водоема. Руки ее были облеплены какими-то крохотными водяными существами, которые пытались впиться в кожу.

– Не пугайся, о хатун! – усмехнулся подоспевший проводник. – Ты кричишь от неожиданности, а не от укусов этих рачков. Они совершенно безобидны.

С этими словами он сам погрузил обе руки по локоть в воду и принялся пригоршнями вытаскивать со дна ил, черный, как чернила, и вымывать из него прозрачные известковые панцири уже умерших рачков. Вскоре из этих панцирей на берегу образовалась горка, издали похожая на сугроб, и говорят, что этот необычный «сугроб» по сей день можно видеть неподалеку от источников Моисея у подножия Синая.

Караван уже снова шел Дорогой Фараонов, по которой в библейские времена странствовал Израиль, когда старый бедуин сказал могущественной султанше, указывая кивком на оставшийся позади холмик из останков крохотных живых существ:

– Каждому своему творению Аллах предназначил свое. И нет в его очах ни малых, ни великих. Махтуб!..[144]

И султанша Эль Хуррем невольно припомнила учителя Абдуллу, который еще в Кафе поведал ей о старом тюркском пророчестве.

На Дороге Фараонов повсюду попадались куски острого кремня и обломки орудий, сделанных человеческими руками, кремневые наконечники стрел и копий.

Жара усиливалась, близился полдень. Верблюд султанши, раньше упорно отказывавшийся от сухих как порох пустынных растений, которые она ему предлагала, теперь охотно лакомился пахучими кантолинами и горькими золотисто-желтыми дикими арбузами. Их засохшие плоды, похожие на мелкие апельсины, встречались повсюду на обочинах дороги.

Как только солнце опустилось за горизонт, караван остановился и проводники принялись варить и есть белое мясо пустынных ящериц, на которое жена падишаха не могла даже взглянуть. Поэтому на ужин подали ей сладких фиников и мед диких пчел.

И снова наступил день, но не из тех, какие хороши для езды по пустыне. С самого утра то с юга, то с востока задул ветер – такой жаркий, словно кто-то изо всех сил работал огромным мехом, наполненным горящими углями. Небо стало желтым, как сера. С каждым порывом ветра вокруг становилось все темнее, и караван продвигался словно в густом тумане.

Невыносимая жажда мучила людей и животных. Бедуин, постоянно сопровождавший султаншу, вынул из седельной сумки и подал ей смолу для жевания, которую получают из аравийской акации, и это немного умерило сухость во рту и горле.

Страшная жара продержалась весь день до вечера, а когда наконец хамсин – «ветер из преисподней» – начал стихать, уже была глубокая ночь. После такого испытания даже самые крепкие из путников не имели сил, чтобы расседлать лошадей и верблюдов – до того изнурила их жара.

Глядя на султаншу Мисафир, бедуины только диву давались: все это время она ехала на своем верблюде, как истинная жительница пустыни. Ни разу она не приказала остановить караван, хоть и была родом из далекой страны на севере, где солнце лишь тогда бывает по-настоящему сильным, если смотреть прямо на него. Ее пример воодушевлял и воинов падишаха, несмотря на то, что в иные минуты им казалось, что сердце вот-вот остановится, а одеревеневшие от жажды языки распухли и еле ворочались во рту.

На третий день старая Дорога Фараонов превратилась в узкую каменистую тропу. Каравану Роксоланы пришлось растянуться чуть ли не на милю, медленно продвигаясь по тропе к горе, именуемой Гора Фараоновых Купелей.

Густые клубы пара по сей день окружают источники на склонах этой горы, в которых клокочут щелочь и известь, соль и сера. И несмотря на обилие воды, там можно погибнуть от жажды, ибо вся она непригодна для питья, а подчас и ядовита.

Словно в раскаленную печь, вступил караван в узкую и безводную долину. Тропа сузилась еще больше – с обеих сторон ее обступили каменные стены с острыми как иглы выступами красных, черных и светло-желтых горных пород.

Восхождение на гору Вади-Будру оказалось еще более трудным. Гигантские массивы коричневого, красного и зеленовато-серого гранита, словно башни, возносились к небу. Этот каменный хаос походил на постройки великанов, исполинские глыбы громоздились одна на другую так, будто их водрузила туда чья-то могучая рука. Среди гранитных колоссов тянулись застывшие реки лавы и вулканического пепла, дочерна выжженные вулканическим огнем. Тут и там вспыхивали яркие, как новый кирпич, выходы пластов благородного красного порфира.

Утомленный до крайности караван султанши продвигался по тропе у самого края пропасти к горному проходу, ловя каждый вздох ветерка, обманчиво обещающего хотя бы подобие прохлады.

В полдень на четвертый день караван достиг прославленных копей Маггара, где еще пять тысячелетий назад рабы фараонов добывали медь и малахит. Отсюда же в царские сокровищницы в Мемфисе везли ярко-синюю бирюзу.