Роковые девчонки из открытого космоса - [34]
— Торк, — сказал он.
Торк закрыл глаза и перешел в режим скринсэйвера. По его векам изнутри вили петли крылатые тостеры, за которыми гонялся тост.
— Торк.
Торк медленно вернулся на линию:
— М–м?
— У меня такое смешное чувство, будто я сейчас встречу любовь всей моей жизни.
Торк закатил глаза:
— Ага. Ну. Ты это утверждаешь каждый вечер по субботам.
— Сегодня воскресенье. — Джейк развернул газету и постучал по одному объявлению. — Кстати, о воскресеньях. Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух»[72]. «Косолапый Копчух». Тот самый «Косолапый Копчух». Сегодня.
Торк дотянулся до бонга, дернул еще одну шишку и задумался над тем восторгом, на который подписался приятель.
— Но, Джейк, — сказал он.
— А?
— Забыл. О чем мы говорили?
— Ненаю. Ни о чем?
— Нет. О чем–то было. Что ты только что сказал?
— Я сказал, — сказал Джейк, опять зевая и почесывая задницу, которая вдруг яростно зачесалась и выпустила еще один тихий бляааат. — Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух».
— А, ну да. Но, Джейк. «Лапый Косочух». «Косой Чухолап». «Чухонские Лапы» всегда играют в «Сандо» по воскресеньям.
Джейк вздохнул и потряс головой.
— Знаешь, Торк, я же прошу только одного — чего? — немножко энтузиазма. Немножко рвения. Немножко страсти. — Он задумчиво наполнил легкие дымом. Вот что ему нужно, ослепительно вспыхнуло у Джейка в голове самосознание: немножко энтузиазма, немножко рвения, немножко страсти. Торку все это и вполовину так не нужно, как ему. Что он говорил? А, ну да. — И кроме того, однажды — я знаю, вообразить это трудно, но однажды — «Косолапый Копчух» может и не играть в «Сандо» по воскресеньям. И тогда знаешь что? Жизнь станет другой.
— Жизнь полна сюрпризов, — признал Торк.
— Это так, — согласился Тристрам, вернувшись в комнату с чайным полотенцем в руках. Он не очень понимал, зачем взял его — просто в тот момент это показалось правильным. Он снова сел и повесил полотенце брату на голову. После чего нагнулся и исследовал подол своего платьица. Строчка просто, блить, изумительная.
Тук тук.
— Трист, — сказал Джейк. — Дверь.
— Я ходил в последний раз, — возмутился Тристрам.
— А, — объяснил Джейк с образцовой логичностью, — именно поэтому ты должен открыть ее и теперь. У тебя есть опыт.
Тристрам нахмурился. Он интуитивно чувствовал, что с этим доводом что–то не так, но ткнуть пальцем не мог. Он вытянул себя из бобового кресла еще раз. В линии Джейковых рассуждений явно есть какой–то изъян. Линия рассуждений. Почему она — линия рассуждений? Почему рассуждения не могут быть точкой, или плоскостью, или даже твердым телом? Может, логика — ромбоид, как бы такой кругловатый, но с углами. Тристрам выволокся из комнаты, чтобы открыть дверь.
Торк вытянул ментальный коготь и соскреб грязь со своей памяти.
— Э, Джейк, — произнес он, стягивая с головы полотенце. — Хочешь анекдот?
— Ненаю. А хороший?
— Ненаю. Кому судить?
Джейк подоткнул подушку под шею поудобнее и переместил длинные ноги.
— Ну? — сказал он. — Выкладывай.
— Ты слыхал про агностика–дислексика с бессонницей?
— Не.
— Лежал всю ночь без сна, все прикидывал, зачем ему в торец.
— Бац бац… что за хуйня?
Волоски на руках и ногах Джейка вдруг встали дыбом. Страхопиляция всего тела. Даже дреды его изо всех сил старались вскочить на ноги. Но поскольку были жирны, тяжелы и не привыкли к упражнениям, им удалось только приподняться до половины, после чего они в изнеможении рухнули обратно. «Три» угасли до нуля, когда домотался компакт–диск. Комнату окутало трансообразное молчание. Фред Астэр мутировал в рой бабочек и спорхнул с экрана. Глазные яблоки Джейка омыл некий льдистый алмазный свет, и у него возникло отчетливое ощущение, будто по его позвоночнику взад–вперед замаршировали сороконожки в сапогах со стальными носами. В сомнении он обратил немигающий взор на Торкиля. Судя по выпученным глазам близнеца, Торкиль переживал то же самое, чем бы оно ни было.
Следует отдать им должное — пришелицы знали, как эффектно войти.
В дверях в гостиную стоял очень бледный Тристрам и три положительно сияющие роковые девчонки из открытого космоса.
— Хой, — поздоровалась Бэби. — Помнишь нас?
Джейк, не вставая, подскочил и мигнул. Дежа вю дежа вю дежа вю вю вю. Но. Как. Когда. Где?
Тьфу! — подумала она. Забыла про «Мемоцид»
— Да ладно тебе, — сказала она, не по делу разочарованно. — Мы просто имели секс. Ты не виноват, что не помнишь.
Джейк, вытаращив глаза, пялился.
— Правда. Вовсе не виноват.
Ляси тем временем изучала близнецов — оба выглядели в равной мере ошарашенными. Они ж на целые кучи симпотнее Джейка. Его пускай Бэби забирает. А Ляси возьмет их.
— Как вы сегодня поживаете, мэм? — кокетливо осведомилась она. — Хочешь пососать мне хуй?
Пупсик вздохнула и схватила себя за промежность. Парнерама. Эй, да где ж тут девчонки–то?
— Что ж, — изобразил рукой Торкиль, когда вновь обрел голос. — Заходите, будьте любезны. И, э, Джейк?
— У, э? — ответил Джейк, не отрывая взгляда от Бэби.
— Ты — легенда. Ебицкая легическая енда.
§
Интересно, можно ли сократить сириусян?
Поглядим. При данном Zn>2+ + 2e = = Zn, и продукт растворимости MgNH>4PO>4 при 25ºС — это 2,5 х 10
1904 год. Сорокалетний красавец Джордж Эрнест Моррисон, влиятельный корреспондент лондонской газеты «Таймс» в Пекине, слывет самым завидным холостяком иностранцем в Китае. Но сердце Моррисона свободно.Точнее, оно было свободно ровно до тех пор, пока однажды Моррисон не увидел прелестную Мэй Перкинс, единственную дочь калифорнийского миллионера, умницу, красавицу и… настоящую эмансипе.В этот самый миг там, где Великая Китайская стена встречается с морем, вспыхнул бурный, полный страсти и любовного томления, совершенно безумный роман.
Китай на протяжении тысячелетий влиял на военные стратегии, торговые отношения, эстетику, философию и кулинарные традиции различных стран по всему миру, при этом китайская история противоречива как ни одна другая. И при всей противоречивости ей свойственны определенные закономерности, знание которых позволяет составить целостное впечатление о Китае с его безграничным человеческим, культурным и экономическим потенциалом. Желая поделиться своими глубокими знаниями о прошлом и настоящем Китая и своей любовью к этой стране с заинтересованным читателем, Линда Джейвин мастерски собирает замысловатые пазлы китайской истории, иллюстрируя рассказ рисунками, фотографиями, схемами и картами.
История о Человеке с экзистенциальным кризисом, у которого возникло непреодолимое желание покрасить статую Ленина в желтый цвет. Как он пришел к такой жизни и как этому поспособствовали непризнанный гений актерского мастерства Вован, Артур Тараканчиков, представительница подвида «yazhematikus», а также отсутствие космической программы в стране Эритрея и старый блохастый кот, вы сейчас узнаете.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В провинциальном городе все чаще стали нападать на так называемую «гопоту» – парней в штанах с «тремя полосками» с пивом и сигаретой в руках, бродящих по кабакам, занимающихся мелким разбоем, живущих без царя в голове. Известны организаторы этих «зачисток» – некие RASSOLNIKI. Лидеры этой группировки уверены – гопота это порождение Советского Союза и она мешает встать на ноги новой стране. Особенно гопота во власти, с которой RASSOLNIKI планируют бороться далеко не маргинальным методом.Тем временем в город приезжает известный журналист Александр Рублев, ему поручено провести расследование и сделать о RASSOLNIKах материал.