Роковые девчонки из открытого космоса - [19]
Когда Джейк поднял руку, бдительные глаза Джорджа телескопически наехали прямо на его запястье.
— Новая татуха? — Он старался контролировать дрожь в голосе.
— Э–э, ну вроде, — буркнул Джейк.
— Особый повод?
— Да нет, — ответил Джейк. — Ну, может. Не знаю. Не могу сейчас об этом. Я мочалка. Потом увидимся.
Джордж пожал плечами, давя разочарование.
Джейк подтащил себя к обветшалому террасному дому по соседству, где и проживал. Толкнул скрипучую калитку, перешагнул картонную коробку, переполненную бутылками и жестянками, которую однажды они сдадут в утиль. Направляясь к двери, едва увернулся от попадания в свежую сигарку собачьей какашки. Джейк нащупал на шее кожаный шнурок с ключами. Ключей на месте не было. Блят–ть! Это уже чересчур. Он торопливо провел инвентаризацию. Потеряно: носок, ключи, ночь. Приобретено: татуировка и целый шмат бодуна. Ночь была явно памятная. Если б только ее вспомнить.
Он заколотил в дверь. Нет ответа. Все его соквартирники дрыхнут. Он слышал Игги Зардаста, своего бультерьера — тот примчался к двери, цокая когтями по неотделанным половицам прихожей. Игги исполнял номер «Невероятно Счастлив, Что Хозяин Вернулся» — царапал дверь, вилял и колотил хвостом, повизгивал с энтузиазмом не вполне напускным, но малопригодным для того, чтобы впустить Джейка в дом. Джейк вздохнул и побрел вокруг квартала к задам дома, перебрался через забор и выкопал запасной ключ из тайника под деформированным садовым гномиком.
Оказавшись наконец внутри, он почесал Игги за розовыми вислыми ушами и вдохнул знакомый аромат общего жилья — успокоительный мускус выдохшегося пива, немытой собаки, переполненных пепельниц, спящих тел, грязных тарелок и легендарного Пропавшего Банана. Ароматерапия. Как хорошо дома.
Джейк дополз до своей спальни. Выглядела она, как взрыв в прачечной–автомате. Грязная и чистая одежда похотливо совокуплялась кучами на полу или же лениво нежилась на шатком трехногом стуле, который Джейк изъял со «Свалки Темпи»[46]. Не покрытой трусами, футболками, старыми пиджаками, ретро–рубашками, носками и джинсами в комнате оставалась только вешалка для одежды у стены — с нее в состоянии матерой безработицы свешивалось полдюжины плечиков. Джейк разгреб тропу к матрасу ногами. Тяжело рухнул, взбудоражив целые колонии пыльных вшей, перепугав пару совокуплявшихся тараканов, досадив блохе, у которой и так было паршивое настроение — с тех пор, как она куда–то задевала Игги двумя днями раньше, — и вообще сильно потревожив хрупкий экологический баланс комнаты. Джейк довершил неистовства тем, что скинул ботинки. Воспоследовавший запах подхлестнул все местные формы жизни, и они наперегонки бросились к двери.
Голова Джейка кружилась, будто виниловый диск на проигрывателе. Сорокапятка на 78–ми. «Олвин и Бурундуки»[47] на спидах.
С того самого мига, как он обнаружил себя на Кинг–стрит, Джейку хотелось лишь одного — спать. В ту же секунду, когда голова его рухнет на подушку, он вырубится, как электролампочка. Однако свет не выключался. В мозгу воспроизводились фрагменты галлюцинаций. Но по мере того, как в систему просачивалась трезвость, что–то подсказывало Джейку: то, что он припоминает, — не просто галлюцинация. Хорошо, признал он, это реально. Это случилось. Он займется этим утром. Днем. Можно мне теперь поспать?
— А чего ж нельзя? — с откровенным облегчением ответила Сонная Фея, в нетерпении витавшая над его постелью. Мог бы и сразу спросить. Поглядев на часы и покачав головой, она сыпанула сонной пыли ему в глаза и вылетела в окно на следующую встречу, куда уже опаздывала. Сушки. Ну почему у них обязательно все так сложно? И опять–таки, заносчиво подумала она, появляются такие люди, как тот парень на улице с утра. В фей он, видите ли, не верит. Пфф. Посмотрим, удастся ли ему теперь когда–нибудь заснуть.
А во сне Джейк нежился в зеленых полях под изумрудными небесами. В воздухе полуденной луной витал мягкий рот Бэби, а ее эротичный тягучий прононс плел росистую дымку вокруг Джейковой головы. Сколько ни тщился он понять, что она ему говорит, — не мог разобрать ни слова. Он потянулся к ней и поймал за ногу. Изысканно маленькую, пухлую, розовую и с семью пальчиками. Джейк окаменел, застонал и кончил в простыни.
§
Примерно в половине третьего того же дня Джейк — голова как хорошенько пережеванный теннисный мячик Игги, кишки словно отыскали Пропавший Банан — обернулся полотенцем и поспешил по коридору в туалет. Уселся и машинально потянулся за экземпляром «Войны и мира», жившим на полке с банными принадлежностями. Но быстро его отложил — под раковиной он засек старый номер журнальчика «Навыки агрессивного вождения». В «В–и–М» он до сих пор не продвинулся дальше второй страницы. Это ничего. Прочтет, когда состарится. Пока же он вполне счастлив, увлекшись размышлениями редактора «НАВ» о том, почему он такой обсос в постели. Джейку немного полегчало. Не отрывая глаз от страницы, он пощупал стенку и сжал в пальцах картонную трубку.
— Парни! — взревел он. — Ку–ку! Кто–нибудь дома? — Помолчал и вздохнул. — Ну почему, как моя очередь хезать, никогда не бывает билетов?
1904 год. Сорокалетний красавец Джордж Эрнест Моррисон, влиятельный корреспондент лондонской газеты «Таймс» в Пекине, слывет самым завидным холостяком иностранцем в Китае. Но сердце Моррисона свободно.Точнее, оно было свободно ровно до тех пор, пока однажды Моррисон не увидел прелестную Мэй Перкинс, единственную дочь калифорнийского миллионера, умницу, красавицу и… настоящую эмансипе.В этот самый миг там, где Великая Китайская стена встречается с морем, вспыхнул бурный, полный страсти и любовного томления, совершенно безумный роман.
Китай на протяжении тысячелетий влиял на военные стратегии, торговые отношения, эстетику, философию и кулинарные традиции различных стран по всему миру, при этом китайская история противоречива как ни одна другая. И при всей противоречивости ей свойственны определенные закономерности, знание которых позволяет составить целостное впечатление о Китае с его безграничным человеческим, культурным и экономическим потенциалом. Желая поделиться своими глубокими знаниями о прошлом и настоящем Китая и своей любовью к этой стране с заинтересованным читателем, Линда Джейвин мастерски собирает замысловатые пазлы китайской истории, иллюстрируя рассказ рисунками, фотографиями, схемами и картами.
История о Человеке с экзистенциальным кризисом, у которого возникло непреодолимое желание покрасить статую Ленина в желтый цвет. Как он пришел к такой жизни и как этому поспособствовали непризнанный гений актерского мастерства Вован, Артур Тараканчиков, представительница подвида «yazhematikus», а также отсутствие космической программы в стране Эритрея и старый блохастый кот, вы сейчас узнаете.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В провинциальном городе все чаще стали нападать на так называемую «гопоту» – парней в штанах с «тремя полосками» с пивом и сигаретой в руках, бродящих по кабакам, занимающихся мелким разбоем, живущих без царя в голове. Известны организаторы этих «зачисток» – некие RASSOLNIKI. Лидеры этой группировки уверены – гопота это порождение Советского Союза и она мешает встать на ноги новой стране. Особенно гопота во власти, с которой RASSOLNIKI планируют бороться далеко не маргинальным методом.Тем временем в город приезжает известный журналист Александр Рублев, ему поручено провести расследование и сделать о RASSOLNIKах материал.