Роковой сон - [50]

— Ваша милость, уж теперь-то я действительно все понял, — ответил Эрлуин и, успокоившись, поскакал за своим повелителем.

К герцогу вскоре подошла на подмогу армия, ведомая Вальтером-Жиффаром де Лонгевилем, а мятежники в Аркуэ с тревогой наблюдали за подготовкой к осаде. Сам граф только покусывал губы, но когда его полководцы струсили, он только коротко отрывисто засмеялся и пообещал, что ждать недолго: их освободит французский король.

Король Франции действительно пытался помочь ему, но рассчитывал объединить свои силы с силами графа до прибытия герцога. Генрих перешел границу, ведя с собой отчима графа Вильгельма, Хью Понтье, и захватил приграничную крепость Мулен в Йесме, вверив ее заботам графа Ги-Жоффрея Гасконского. Не встречая сопротивления, король шел к Аркуэ, но услышав о последних событиях, не спускал своего бдительного ока с герцога Вильгельма. Зная это, его вассалы, в свою очередь, выискивали тех, кто поддерживал его и стремился присоединиться к графу Аркуэ.

— Пусть король Генрих ударит первым, — сказал герцог. — Я не могу просто так забыть свои обязательства по отношению к нему.

Король продвигался вперед, а герцог тем временем не подавал никаких признаков своего присутствия. Генрих узнал, что осаду Аркуэ ведет не герцог, а Вальтер-Жиффар, и с удовлетворением потирал руки, предвкушая легкую победу. Завершилось все и в самом деле быстро, но вряд ли так, как хотел того король. Французы попали в засаду под Сен-Обеном, и хотя ему самому удалось спастись, но большая часть войска погибла, включая несчастного графа Понтье, которого убили на глазах короля. Генрих решил, что настало время отступить, и постарался побыстрее ретироваться во Францию, а в это время герцог, хотя и получил сообщение о захвате Мулена, вернулся и продолжил осаду Аркуэ. Король Генрих с досадой обнаружил, что благодаря его яростному желанию отхватить кусок земель, принадлежащих герцогу, он освободил своего вассала от феодальных обязательств, которые герцог Вильгельм так неукоснительно выполнял. Итак, французский король вернулся домой, замышляя сокрушить Нормандию, а граф Аркуэ, зная своего племянника, выставил условия сдачи крепости.

Некоторые его подданные роптали, утверждая, что замок в состоянии выдержать многомесячную осаду. Но граф сказал им с тоскливой безнадежностью:

— Мы позволили герцогу Вильгельму отрезать нас от Франции, а с отступлением этого труса, Генриха, умерли все наши надежды. Вы что, Вильгельма не знаете? — Он стукнул рукой по столу, злясь на самого себя. — Сердце Христово, еще когда он лежал в колыбели, я пошутил с Робертом, его отцом: «Нам следует поберечься, когда он вырастет». И это случилось, Бог мой! Именно так! Следовало придушить его еще в младенчестве, а то, смертью клянусь, он мешает мне на каждом шагу! Со мной покончено! — Он прикрыл плащом лицо и мрачно затих.

— И все же мы можем победить его, — с достоинством произнес один из друзей графа. — Почему вы так легко сдаетесь?

Граф поднял голову и с горечью ответил: — Ты глупец, я-то думал застать Вильгельма врасплох и проиграл. А теперь я разбит, и, чтобы признать это, не надо долгих месяцев голодовки. Мой удар был отражен щитом герцога. А дважды по нему не ударишь. — Его голос дрожал от отчаяния. Овладев собой, граф продолжал: — Следует оговорить с ним условия. Мой племянник не мстителен, — голова Аркуэ склонилась и он прошептал, преисполненный душевной муки: — Господи, как глупо было довериться французскому королю! Если бы не он, мне удалось бы победить.

Граф послал к Вильгельму герольда со смиренным посланием, моля лишь сохранить жизнь ему и его приближенным. Это было политическое решение, которое не нравилось его друзьям. Аркуэ хорошо знал характер племянника: тот мог приложить все силы, чтобы принудить дядю сдаться, но когда уже все было кончено и враг признал себя побежденным, то испепеляющая ненависть улетучилась. Те, кто называл герцога тираном, сильно ошибались: он никогда не мстил побежденному, хотя ему следовало быть начеку; если дьявол, сидящий в нем, вырывался на волю, то ничто не могло остановить Нормандского Волка. Вильгельм сразу принял условия капитуляции. Когда ворота Аркуэ открылись перед ним, герцог въехал в крепость вместе со своими рыцарями и сразу же удалился с дядей для разговора наедине.

Граф Вильгельм, ранее такой гордый, а теперь мрачный и окончательно посрамленный, был один и без оружия. Когда увидел, что они с племянником вдвоем, то решил, что его ждет какая-то унизительная процедура. Он прикусил губу, понимая, что герцог проявил к нему милосердие и преисполнился ненавистью.

— Дядя Вильгельм! — резко сказал герцог. — Вы несете мне одно зло, и теперь пришло время раз и навсегда положить конец вашему коварству.

Граф Аркуэ улыбнулся:

— Ты чем-то недоволен, племянник? Ты — завладевший моей крепостью и троном, который должен был принадлежать мне! Ты… незаконнорожденный!

— Что ж, — без обиняков ответил Вильгельм, — если я и бастард, то вы могли бы, по крайней мере, не тыкать мне этим в лицо. А разве у меня нет причин быть недовольным вами? Вами, который поклялся мне в преданности с самого дня моего рождения?