Роковой портрет - [139]

Гольбейн вздрогнул от злости, просквозившей в этих словах. Конечно, Елизавета издевалась над Мег, притворно-печально глядя на свои пополневшие грудь, живот, бедра — результат рождения троих здоровых детей. Было ли это женским соперничеством, напоминанием, что Мег родила всего одного ребенка? Он восхитился галантности Мег, когда та сдержанно улыбнулась в ответ и, не отвечая на скрытую колкость, даже без слишком явного вызова возразила:

— Ты по-прежнему первая красавица в семье, Елизавета.

Женщины начали болтать о том о сем, причем больше говорила Елизавета, сопровождая свои остроумные замечания (о спокойной деревенской жизни, о том, что она теперь лучше играет на виоле и вышивает гобелены, об озорных детях, бесстрашно лазающих по деревьям) быстрыми взглядами на сестру. Но Гольбейн обратил внимание, что она ни слова не произнесла о политической карьере своего мужа, которую он, судя по всему, спас от гибели, поглотившей остальных Моров, найдя подход к усилившимся при дворе Болейнам, Кромвелям и Кранмерам. Елизавета пригнулась и понизила голос; ее не слышал никто, кроме внимательного Гольбейна.

— И все-таки я не настолько оторвана от общества, чтобы не знать, как хорошо Джон ладит с доктором Батсом. Королевский врач! Это большая честь для твоей семьи, Мег. Мы так гордимся тобой. Особенно с тех пор, как мне стало известно о трудностях Джона. В его положении очень сложно лавировать между всеми интриганами. — Она вопросительно приподняла брови. — Конечно, не стоит доверять слухам… Но, говорят, доктор Батс стал одним из новых людей… что он в свое время носил записки из университета, от тех, кого допрашивали, ну, из-за ереси, — кому бы ты думала… — Она и без того говорила тихо, а следующие два слова произнесла шепотом. — Королеве Анне. — Елизавета многозначительно замолчала. — Я часто думала, как трудно, должно быть, Джону так тесно работать с ним и все же идти своей дорогой.

Начиная с бровей, она вся превратилась в коварный, выгнувшийся вопросительный знак, вызывая Мег на откровенность.

— Ну что ты. — Мег с незамутненным взором парировала вызов, как будто и не поняла, что он был ей брошен. — Джона никогда это не занимало. Он думает только о медицине. — Ее глаза вспыхнули живым интересом. Гольбейн пригнулся, чтобы лучше слышать. — Сейчас Джон много размышляет о том, стоит ли и дальше опираться на Галена. Ты знаешь, это мучительное лечение. Потоки крови. — Елизавета с отвращением отпрянула. Первая красавица в семье спрашивала совсем не о том. — Они с доктором Батсом теперь против Галена. Джон даже называет его мошенником — ведь Гален всю жизнь анатомировал свиней, а человеческое тело знал не очень хорошо. Джон и доктор Батс изучали копии итальянских рисунков человеческого тела. У них там, не то что в Англии, проходят публичные вскрытия преступников, есть анатомические театры и художники имеют туда доступ. Они читали отрывки трактата, над которым работает их коллега — Весалий из Падуи. Он еще не закончен, но когда будет издан, то полностью изменит наш подход к медицине. Я думаю, Джону интересны только такие новые люди.

Елизавета кивала, но с каким-то отсутствующим видом. Гольбейн восхитился той легкостью, с какой Мег ушла от опасного допроса сестры. Если это действительно была дипломатия. Ее лицо оставалось таким невинным. Он даже подумал, что ее в самом деле занимают медицинские теории, интересующие мужа.

— Вы, наверное, слышали об этом, мастер Ганс? — Мег будто знача, что Гольбейн внимательно ее слушал. — Вы видели рисунки Леонардо или Буонарроти?

Гольбейн так обрадовался, что она обратила на него свои темные глаза, что почти не заметил, как Елизавета с облегчением отвернулась и заговорила с молодым Джоном Мором.

За столом уже зевали и тяжело моргали. Кое-кто извинился и ушел спать. Когда вышли Мор и госпожа Алиса, в комнате словно померк свет и надвинулись тени. В окна бил ветер. На опустевшем конце стола Роперы потушили свечи, как бы приглашая засидевшихся тоже отправляться в постель. Но Елизавета еще говорила с Цецилией о детях, а Мег с Гольбейном продолжали обсуждать итальянские анатомические открытия и нравственные аспекты вскрытий, проводимых для понимания того, как работают мышцы, сосуды и сердце. На лбу у нее все еще виднелась небольшая складка.

Но усталый мир был нарушен. У дверей послышалось приглушенное хихиканье. Гольбейн сразу понял, что это значит. Подняв голову, он увидел выглядывающие из черноты яркие глаза и темные взъерошенные головки. Дети, все в шерстяных ночных рубашках, выбрались из спальни и решили пошпионить за взрослыми. Заметив, что их обнаружили, они с веселым шумом ввалились в комнату, подлетели к столу и стали хватать хлебные крошки и тянуться к блюдам с яблоками. Они со смехом уворачивались от взрослых, пытавшихся схватить их, и прятались за стульями и под столом.

Поднялся гул. Справедливо или нет, все родители тут же решили, что заводилами были именно их старшенькие. Они бросились на поимку озорников.

— Томми! — кричала Маргарита Ропер.

— Томми! — кричала Цецилия Херон.

— Томми! — кричала Мег Клемент.