Роковой обет - [7]

– Ты не прав, - мягко укорил паренька наставник послушников брат Павел, - добрый и достойный человек не враг нам, пусть даже в этой распре он и принял противоположную сторону. Мы, монахи, не приносим вассальной присяги, но когда беремся судить о мирянах, должны иметь ее в виду и почитать тех, кто верен ей так же, как и мы своим обетам. Никому нельзя поставить в вину то, что он хранит верность, неважно - королю или императрице. А покойный наверняка заслуживал уважения, иначе отец аббат не велел бы нам поминать его в молитвах.

Брат Ансельм, сидевший на каменной скамье тем временем отбивал на ней ритм и нараспев повторял имя убиенного: Рейнольд Боссар, Рейнольд Боссар, Рейнольд Боссар…

Наложившееся на ритм, многократно повторяемое имя засело в голове у Кадфаэля, хотя ему, как и всем остальным, ни о чем не говорило: ни о внешности, ни о привычках, ни о характере. Одно лишь имя, которое все равно что душа без тела или тело без души. Однако оно продолжало звучать в душе монаха и когда тот ушел в свою келью и, прочитав молитву на сон грядущий, снял сандалии и улегся в постель. Имя это, по-видимому, не оставило Кадфаэля и в дреме, во всяком случае, о наступлении грозы монах узнал по двойной вспышке молнии, полыхнувшей как бы в такт распеву. Молния разбудила Кадфаэля. Лежа с закрытыми глазами, он прислушивался в ожидании громового раската, которого не было так долго, что монах подумал, уж не пригрезилась ли ему и молния, но тут гром все же послышался - отдаленный, тихий, но как-то по-особенному зловещий… За опущенными веками вспыхивали и гасли молнии, а гром доносился с опозданием откуда-то издалека…

Откуда? Уж не из прославленного ли города Винчестера, где важные лорды вершили судьбу страны, города, которого Кадфаэль отроду не видал и, возможно, никогда не увидит. Что могла означать исходившая оттуда угроза - не обрушил же отдаленный гром стены Шрусбери? Но как бы то ни было, засыпая, Кадфаэль не мог отделаться от беспокойства, вызванного недобрым предчувствием.

Глава 2

Третьего июня аббат Радульфус, сопровождаемый своим писцом и капелланом братом Виталием, въехал в ворота аббатства Святых Петра и Павла и был встречен всею своею паствой - пятьюдесятью тремя братьями, семью послушниками, шестью учениками монастырской школы, а также управителями и служками из мирян. Аббат - высокий, подтянутый мужчина с худощавым аскетическим лицом и проницательным взглядом человека, искушенного в ученых материях, - был настолько деятелен и неутомим, что, едва спешившись, тут же направился к мессе, даже и не подумав о том, чтобы отдохнуть или освежиться после долгоо путешествия верхом. Не преминул он напомнить братии о необходимости вознести, согласно его предписанию, молитву за упокой души Рейнольда Боссара, злодейски убиенного в Винчестере вечером в среду девятого апреля в лето господне 1141. Итак, минуло почти два месяца с того дня, как в далеком Винчестере погиб этот рыцарь, но до сих пор оставалось неясным, какое отношение его кончина имеет к городу Шрусбери и, паче того, к здешней Бенедиктинской обители.

Рассказ о достопмятном совете, где решалось будущее страны, аббат отложил на следующий день, приурочив его к утреннему собранию капитула, однако, когда в обитель явился Хью Берингар и попросил у Радульфуса аудиенции, ему не пришлось долго ждать. Состояние дел в государстве требовало тесного сотрудничества между духовной и светской властями, и именно благодаря такому сотрудничеству в графстве удавалось поддерживать относительный порядок.

Безыскусное, скромное убранство приемной аббата в его личных покоях соответствовало строгому, аскетическому облику самого Радульфуса. Сквозь два узеньких зарешеченных оконца на устланный каменными плитами пол паали лучи солнца, стоявшего в этот час в зените. Свежий ветерок раскачивал ветви деревьев в маленьком отгороженном садике; тени и блики света, причудливо переплетаясь, играли на темных деревянных резных панелях. Хью сидел в тени, глядя на высвеченный солнцем, резко очерченный профиль аббата.

– Вам, отец аббат, прекрасно известна моя приверженность, - промолвил Хью, любуясь благородными чертами невозмутимого лица духовного пастыря, - так же, каак мне - ваша. По многим вопросам мы придерживаемся одного мнения. Я внимательно выслушаю все, что вы соблаговолите сообщить мне о событиях в Винчестере, ибо мне необходимо знать об этом.

– А мне - осмыслить, - с печальной улыбкой отозвался Радульфус. - Я отправился в Винчестер, повинуясь распоряжению того, кто имеет право созывать прелатов, и отправился туда, зная, как обстоят дела: король в плену, а большая часть южных графств оказалась в руках императрицы, которая получила таким образом возможность претендовать на верховную власть по праву сильного. Думаю, мы оба - и вы, и я - догадывались, о чем пойдет разговор, но я расскажу вам обо всем, чему мне довелось стать свидетлем, так, как я это понял. Мы съехались туду в понедельник, седьмого апреля, но делами в тот день не занимались - весь он был потрачен на церемонию встречи приезжавших прелатов, а также на оглашение писем с извинениями от тех, кто предпочел отсидеться дома, а таких тоже набралось немало. Императрица тогда находилась в городе, хотя за время, пока проходил наш совет, совершила несколько поездок по окрестностям - была, например, в Ридинге. На самом совете императрица не присутствовала - на это у нее хватило такта.