Роковой обет - [8]

Говорил аббат сухо, и по тону было нелегко понять его истинное отношение к поведению Матильды.

– Ну а на второй день… - Радульфус умолк, припоминая происходившее у него на глазах. Хью, не шелохнувшись, ждал, когда тот продолжит.

– …на второй день, восьмого апреля, легат вытупил перед собравшимися с большой речью.

Представить себе эту картину не составляло труда. Генри Блуа, епископ Винчестерский, папский легат в Англии, младший брат, а следовательно, и сторонник короля Стефана, непревзойденный мастер политической интриги и один из самых дальновидных и влиятельных вельмож королевства, несмотря на всю свою хитрость и многоопытность, оказался в таком положении, что даже в зале капитула собственного епископского собора не чувствовал себя уверенно и был вынужден оправдываться и защищаться.

Хью никогда не встречал епископа, не бывал в тех краях, где властвовал Генри, и знал о нем только понаслышке, но все же воочию представил себе властолюбивого прелата, с горделивым спокойствием открывшего собрание высокого духовенства. Многие присутстовали на собрании вопреки своему желанию. Перед епископом между тем стояла непростая задача: отмежеваться от потерпевшего поражение брата, ярым приспешниом которого Генри до сих пор слыл, и без урона своей чести сохранить положение и влияние. И учитывать притом, что за каждым его агом пристально следит императрица - женщина решительная и твердая. Генри понимал, что ее гнев или милость зависят во многом от того, сумеет ли он склонить сроптивых епископов и аббатов к принятию выгодного для нее решения и укрепить ее воцарение авторитетом церкви.

– Говорил он долго и нудно, - откровенно признался аббат, - но убеждать он умеет и в конечном итоге внушил-таки всем, что мы собрались для того, чтобы спасти Англию от разорения и окончательной погибели. Он расписывал времена покойного короля Генри, когда в стране царил мир и порядок, и напомнил нам, как старый государь, лишившись сына, повелел своим баронами принести клятву верности единственному своему ребенку - дочери Матильде, ныне вдовствующей императрице, сочетавшейся вторым браком с графом Анжуйским. Так те бароны в большинстве своем и поступили, при чем отнюдь не последним среди них был сам Генри Винчестерский.

Хью Берингар, верность которого пока не подвергалась подобному испытанию, понимающе кивнул и, полупренебрежительно, полусочувственно закусив гуу, пробормотал:

– Выходит, его преосвященству пришлось подыскивать объяснения.

Аббат ни словом, ни взглядом не показал, что уловил содержавшуюся в высказывании шерифа колкость в адрес его собрата - служителя церкви, и продолжал рассказ.

– Он пояснил, что длительная задержка, связанная, по-видимому, с пребыванием императрицы в Нормандии, вызвала естественную озабоченность состоянием дел в стране. Безвластие опасно, и потому его брат, граф Стефан, предложил себя в государи, так он и сказал, и по всеобщему согласию был принят как король. Епископ Генри не отрицал своей роли в этом событии, ибо не кто иной, как он, заверял Бога и людей в том, что, став королем, Стефан будет чтить святую церковь и соблюдать справедливые законы и обычаи старой доброй Англии. Но, увы, - заявил епископ, - король Стефан не оправдал возлагавшихся на него надежд, к его, Генри, великой печали и скорби, ибо именно он был поручителем за брата перед ликом Всевышнего.

Вот, стало быть, каким образом преподнес Генри прелатам свое унизительное отступничество, подумал Хью Бериншар. Хитер, ничего не скажешь: свалил всю вину на Стефана, который, по его словам, не выполнил ни одного своего обещания и обманул тем самым не только своего брата, но и Отца Небесного, терпение которого иссякло. В таких обстоятельства Генри, как истинный служитель церкви, вынужден был привтствовать смену монарха.

– В частности, - пояснил Радульфус, - он припомнил королю то, что тот дерзнул преследовать епископов и некоторых из них даже довел до гибели.

Последнее утверждение в известной мере соответствовало действительности, хотя немилость Стефана стоила жизни всего лишь одному прелату - Роберту из Солсбери, да и тот, будучи немощнам старцем и лишившись власти, умер от огорчения, безо всякого насилия.

– Следовательно, так он сказал, - с расстановкой произнес аббат, - если Господь явил свою волю, ниспослав королю поражение и плен, ему, Генри, принужденному выбирать между привязанностью к брату и преданностью Отцу Небесному, ничего не остается, как склониться перед волей небес. Нас же он созвал к себе, дабы мы не допустили конечной погибели обезглавленного ныне государства. Не далее как вчера, заявил он, создавшееся положение было серьезнейшим образом обсуждено на совещании большей части епископов и аббатов Англии, которые, по его утверждению, обладают исключительной прерогативой избрания государя и освящения его власти.

Аббат говорил спокойно и размеренно, но Хью насторожился, ибо заявление Генри было беспрецедентным и, судя по тону Радульфуса, отнюдь не казалось тому бесспорным. Легату необходимо было спасать свою честь, а поскольку язык у него без костей, он сумел скрыть свое малодушие за сплетением словесных кружев.