Роковое ухо - [5]

– Видишь ли, – отвечал Шейх Чилли, обкусывая виноградную гроздь, – прежде чем отправиться в развалины, я погадал ювелиру на своем магическом плате, и убедил, что он единственный в Шадизаре достоин попытать счастья в этом деле, ибо нет человека более праведного и честного. На самом деле, ростовщик – продувная бестия, и об этом всем ведомо, даже ему самому, но страсть к золоту лишает его последних остатков разума, и без того весьма скупо отпущенных ему богами. На самом деле, любого не сложно убедить в чем угодно, надо лишь уметь следовать откровенной корысти и скрытым побуждениям клиента. Открою тебе тайну: Агизар рассчитывал не только получить мешок монет за свое мнимое благочестие, но и собирался выпросить у покойного колдуна вторую молодость. Более всего этот несчастный мечтает вернуть себе утраченные годы и стать юным силачом, любимцем женщин. Ну, если не таким, как ты, Конан, то хотя бы таким, как я.

Непонятно было, говорит он серьезно или шутит. Впоследствии киммериец убедился, что это обычная манера Чилли. Что ж, Агизар вполне мог завидовать человеку, заманившему его в покинутый особняк: был тот весьма крепким, хорошо сложенным мужчиной среднего роста, с приятным округлым лицом и мягкими вкрадчивыми движениями. Правда, возраст его определить было весьма трудно: могло ему быть и двадцать лет, и все тридцать. То же касалось и происхождения Чилли: волосы его вились, как у шемита, но были гораздо более светлыми, чем у жителей этой страны, кожа не слишком смуглая, но и не белая, как у северян, нос прямой, а губы – мягкие и слегка припухшие. Одевался он не совсем по заморской моде, предпочитая простую тунику, набедренную шелковую повязку и сандалии с длинными, до колен ремнями.

Пожалуй, он нравился женщинам. Однако в чертах его чудилось киммерийцу нечто неприятное, некоторый недостаток мужественности и излишняя округлость тела, несомненно сильного, но как бы омытого водами потока, в которых излишне долго омывалось – и лицо, и фигура этого человека несколько напоминали речной окатыш, приятный с виду, но скользкий на ощупь.

Если бы судьба не свела их нынешней ночью, варвар никогда не стал бы искать близости с Шейхом Чилли. Хотя, несмотря на свою молодость, он уже знал, коль часто бывает обманчивой внешность: повидал Конан и свирепых наружностью воинов, гадивших в штаны на поле битвы, и надутых мудрецов, ведавших лишь одну тайну – как выманивать подарки у простаков своим словоблудием, и валявших дурочку хитрющих оборванцев, скопивших немалые состояния… Кем был на самом деле хозяин дома возле Большого Канала, Конан для себя еще не решил, а посему рассудил, что стоит присмотреться к Шейху поближе. Во всяком случае, тот был далеко не глуп, и у него можно было кое-чему поучиться.

– Тогда скажи мне, – сказал варвар, пододвигая к себе кувшин розового аренджунского, – зачем понадобилось устраивать столь замысловатое представление в доме Фларенгаста? Ты-то, сдается мне, вовсе не собирался награждать старикашку ни молодостью, ни золотом, а как раз наоборот, рассчитывал выманить кое-что у него.

Конан и вправду никак не мог взять в толк, за какой такой надобностью дудел в жестяные трубы, спрятанные в дымоходе, его давний приятель Ши Шелам по прозвищу Ловкач, для чего спускал он на веревках в очаг «призрака», оказавшегося хитро сплетенной, вымазанной светящейся краской сетью, укрепленной на проволочном каркасе в форме гигантской человеческой фигуры с горящими углями вместо глаз и хвостом пегой лошади, изображавшей бороду Фларенгаста. Сие искусное сооружение варвар растерзал в клочья своим кинжалом, да еще и сдернул в печную трубу замухрышку Ши, который должен был изображать жуткие телодвижения призрака, дергая за многочисленные веревки. В одной из них и запутался Ловкач, проделав перед тем головокружительный спуск по дымоходу, от которого не очухался до сих пор. Если бы не веревка, лежать бы ему на полу очага с разбитой головой!

Вместо того, чтобы возблагодарить судьбу за чудесное спасение, Ши принялся ныть и приставать к Конану с упреками за то, что тот сорвал столь тонко задуманное дело. Заткнулся он только после хорошей затрещины.

Голоногий же, казалось, вовсе не был расстроен негаданным появлением варвара и не собирался отказываться от задуманного: он приказал Шеламу тщательно собрать обрывки сети, спрятать веревки, а когда они уходили, явно собираясь вернуться в развалины, присыпал их следы пылью, специально припасенной для этой цели в оловянном чане при входе в комнату с очагом.

Сейчас киммерийцу жгуче хотелось выведать, в чем же, собственно, состояло дело, да еще «тонко задуманное», и не скрывалось ли за сим обычное недомыслие. С точки зрения варвара было бы гораздо легче просто забраться в дом ювелира, взломать замки на сундуках и унести столько золота и драгоценностей, сколько на плечах уместится. Свое мнение он незамедлил изложить Шейху Чилли.

– Ты, несомненно, прав, – охотно согласился тот, запивая щербетом сочный персик, – но то, что проще, не всегда лучше. Если попытаться отнять у кобеля кость, он может укусить, но покажи ему нечто привлекательно, скажем, текущую суку, глупый зверь оставит лакомство и пустится за ней в погоню, даже если уже ни на что, кроме ловли блох, не годен. Кроме того, некоторые старые собаки имеют покровителями своими весьма нестарых львов, а от сих зверей я предпочитаю держаться подальше. Поверь, не страх движет мною, а лишь отвращение к насилию. Ты мог заметить, что я не ношу оружия. Предпочитаю пользоваться для своих целей столь невинными вещами, как кусок обычной материи, именуемый магическим платом, или черный плащ и жестяная корона с бутылочными стекляшками, купленные мною по сходной цене у бродячих актеров. Ну и, конечно, человеческой глупостью и алчностью.