Роковое совпадение - [8]

Рэчел крепко обнимает плюшевую игрушку.

— А у вас голова не кружится?

— Нет. Я представляю себе, что летаю.

Открывается дверь и заглядывает мой старинный друг, Патрик. Он при полном параде, а не в гражданском, как обычно ходят детективы.

— Эй, Нина, ты слышала, что почте пришлось отозвать серию марок «Известные адвокаты»? Люди не знали, на какую сторону плюнуть.

— Детектив Дюшарм, — многозначительно говорю я, — сейчас я немного занята.

Он краснеет, и румянец выгодно подчеркивает цвет его глаз. В детстве я подтрунивала над Патриком из-за этого. Однажды я убедила его, когда нам было лет по пять, как сейчас Рэчел, что у него глаза голубые потому, что в черепе отсутствует мозг — только пустота и облака.

— Прости, я не знал. — Так он завоевывал всех присутствующих в помещении женщин; если бы он пожелал, они стали бы его марионетками и прямо здесь начали ходить колесом. Но тем Партик и отличался от остальных: он этого не хотел и никогда не пользовался своим обаянием. — Миссис Фрост, — официальным тоном произносит он, — наша договоренность о встрече остается в силе?

Наша встреча — это давняя привычка каждую неделю обедать в одной забегаловке в Сэнфорде.

— В силе. — Я умираю от любопытства, хочу узнать, почему Патрик так расфуфырился; каким ветром его занесло в наш суд — он служил в полиции Биддефорда и чаще всего имел дело с окружным судом. Но все это подождет. Я слышу, как за Патриком закрывается дверь, и поворачиваюсь к Рэчел. — Вижу, ты сегодня пришла не одна, а с другом. Знаешь, по-моему, ты первая девочка, которая принесла бегемота, чтобы показать его судье Маккою.

— Ее зовут Луиза.

— Красивое имя. И прическа у тебя тоже красивая.

— Сегодня утром пришлось кушать блины, — призналась Рэчел.

Стоит поаплодировать Мириам: крайне важно, чтобы Рэчел плотно позавтракала.

— Десять часов. Нам лучше поспешить.

В глазах Мириам стоят слезы, когда она наклоняется к дочери.

— Сейчас мамочка должна подождать здесь, — говорит она, изо всех сил пытаясь не расплакаться, но ее голос, такой бархатистый, пронизан болью.

Когда Натаниэлю было два года, он сломал руку. Я находилась в травмопункте, пока ему вправляли кости и накладывали гипс. Он так храбро держался — ни разу не заплакал! — но здоровой рукой настолько сильно вцепился в мою руку, что его ногти оставили крошечные следы-полумесяцы на моей ладони. И все время я думала о том, что лучше бы я сломала руку, разбила сердце — что угодно, лишь бы моему сыночку не приходилось испытывать такие страдания.

С Рэчел проще, чем со многими. Она нервничает, но держит себя в руках. Мириам правильно поступает. Я постараюсь свести к минимуму страдания для них обеих.

— Мамочка! — кричит Рэчел, и действительность накрывает, как тропический ливень. Бегемотиха падает на пол, и — другими словами не описать — девочка пытается влезть маме под кожу.

Я выхожу из кабинета и закрываю дверь, потому что меня ждет работа.

— Мистер Каррингтон, — спрашивает судья, — зачем мы вызываем в качестве свидетеля пятилетнего ребенка? Разве нет других способов решить это дело?

Фишер закидывает ногу за ногу и немного хмурится. Он отточил этот жест до филигранности.

— Ваша честь, меньше всего я хочу продолжать это дело.

«Кто бы спорил!» — думаю я.

— Но мой подзащитный не признаёт обвинение. С самого первого дня, как ступил в мой кабинет, он отрицает, что эти события имели место. Более того, обвинение не располагает ни уликами, ни свидетелями… Все, чем может оперировать миссис Фрост, — показания девочки и ее матери, которая любой ценой готова стереть бывшего мужа в порошок.

— Ваша честь, на этом этапе обвинение не добивается того, чтобы посадить его за решетку, — вступаю я. — Мы просто хотим, чтобы он отказался от опеки над девочкой и прекратил посещения дочери.

— Мой подзащитный — биологический отец Рэчел. Он понимает, что девочку могут настраивать против него, но он не собирается отказываться от своих родительских прав на дочь, которую любит и лелеет.

«Да. Да. Да». Я даже не слушаю. Да и не к чему: Фишер уже рисовался передо мной по телефону, когда звонил, чтобы отказаться от моего последнего предложения признать вину.

— Хорошо, — вздыхает судья Маккой. — Ведите девочку сюда.

В зале суда нет никого, только я, Рэчел, ее бабушка, судья, Фишер и подсудимый. Рэчел сидит с бабушкой и крутит хвост своей плюшевой бегемотихе. Я веду ее к свидетельской трибуне, но, когда девочка садится в кресло, из-за трибуны ее не видно.

Судья Маккой поворачивается к секретарю:

— Роджер, сходите ко мне в кабинет и принесите стул для мисс Рэчел.

Еще несколько минут уходит на усаживание свидетеля.

— Привет, Рэчел! Ты как? — начинаю я.

— Все хорошо, — шепотом отвечает она.

— Я могу подойти к свидетелю, ваша честь? — Если я буду стоять ближе, девочка не так будет бояться. Я продолжаю улыбаться, у меня даже челюсть сводит. — Рэчел, назови свое полное имя.

— Рэчел Элизабет Маркс.

— Сколько тебе лет?

— Пять. — Она в доказательство поднимает вверх пятерню.

— Ты устраивала вечеринку в честь дня рождения?

— Да. — Помолчав, Рэчел продолжает: — Вечеринка для принцесс.

— Держу пари, было весело. А подарки были?