Роковая женщина - [2]

Кто-то вздыхает. Это не я. Даже мысль обо всем, что мы с матерью, сестрами и братьями потеряли со смертью судьи, не заставит меня вздыхать по прошлому. Вздохи – это для лилейных дев, а я отнюдь не лилия. Скорее слегка увядшая фиалка. Впрочем, я не собираюсь рассуждать о собственной добродетели: современным женщинам лучше быть загадочными.

Еще один вздох, на этот раз более глубокий.

Теперь я понимаю: это увертюра к шоу.

Пальцы соседки слева крепче сжимают мою руку. Это престарелая миссис Бил. Да, она явно не сообщница медиума… Разве что пожатие должно усыпить мою бдительность, прежде чем мне подсунут деревянную руку.

Справа никакого движения, да я и не ожидаю этого. Мистер Флинн – нервозный молодой человек, он часто сглатывает, и огромное адамово яблоко при этом подскакивает на тонкой шее. Оно похоже на уродливую жабу, которая балансирует на конце тростинки, качающейся на ветру. Получив указание взяться за руки и сидеть тихо, мистер Флинн буквально застыл на месте. Он совершенно неподвижен, если не считать постоянных скачков адамова яблока. Я отчетливо слышу этот звук в темноте. А еще сквозь мою плотную перчатку просачивается влага.

О, какой из него получился бы трогательный партнер в танцевальном зале! Правда, сомневаюсь, что этот современный Икабод[5] когда-нибудь достаточно расхрабрится для танцев.

Ладно, хватит мечтать. Таковы издержки профессии. Мне следует неустанно вести наблюдение.

Следующий вздох громче, протяжнее, он почти нечеловеческий.

Я подозреваю, что это какое-то устройство. Может быть, воздуходувные мехи?

Что бы это ни было, оно производит почти сверхъестественный, вибрирующий звук. Конечно, все мы знаем, что шотландцы использовали волынку для устрашения своих врагов в окутанных туманом горных долинах. А некоторые туземцы Австралии извлекают из дудочек заунывные, совершенно неземные звуки. И даже швейцарские горцы в своих забавных кожаных штанах, похожие на персонажей комической оперы, умеют издавать звуки, порождающие причудливое эхо на альпийских лугах.

Существует масса способов дурачить людей в любых краях. И меня не удастся впечатлить какими-то там вздохами!

Однако последний вздох перешел в стон, и контральто сменилось басом профундо.

Я чувствую, как стол под моими руками начинает трястись.

Весьма эффектно!

И снова слышится заунывный звук. Теперь пол у нас под ногами вибрирует, как большой барабан в оркестре.

Рука соседки слева дергается от удивления. Справа все тихо, хотя пожатие становится крепче и адамово яблоко на минуту замирает.

Вот это да! Раздается негромкое завывание на высокой ноте. Думаю, на этот раз заиграла флейта. Скоро во мрак нашей «гробницы» должен просочиться свет, чтобы продемонстрировать медную трубочку, парящую в воздухе. Подразумевается, что на флейте играют невидимые губы и в нее дуют мертвые легкие. Интересно, задумывался ли кто-нибудь из тех, кто посещает спиритические сеансы, почему воскресшие мертвецы непременно хотят играть в оркестре? И как они выглядят на самом деле?

Гниющая, разлагающаяся плоть и все такое?

Людям моей профессии приписывают избыток воображения, и, возможно, тут есть своя правда. Но я предпочитаю иметь избыток, а не недостаток чего бы то ни было. Мне дают понять, что это один из моих величайших изъянов, но лично я считаю это достоинством. Именно благодаря этому качеству имя Нелли Блай перекочевало из Питтсбурга в Нью-Йорк. Я не ограничилась дамскими новостями, а исследовала такие серьезные темы, как детский труд и плачевная доля молодых работниц.

Мне все труднее удерживать коленями орудия труда. Я начинаю чувствовать уважение к фокусам медиумов, особенно к тем, что вытворяли со своими суставами знаменитые сестры Фокс. Полагаю, тут требуются терпение, упорство и практика. Увы, я не могу похвалиться подобным.

Итак, продолжим наблюдение за шоу.

Хрясь!

Руки у нас судорожно дергаются от ужаса.

Похоже, треснул сустав плеча – но не у женщины-медиума, а у какой-то спеленатой мумии. Или подломились толстые ножки стола.

Затем снова послышались погребальные звуки флейты.

Все мы замерли в темноте.

И тут столешница начала подниматься. Наши соединенные руки тоже поднимаются – нелепая пародия на танец вокруг Майского дерева[6].

Вскоре наши запястья оказываются на уровне плеч, и моя соседка слева тихонько стонет, как привидение. Или как испуганная женщина.

Лично меня не так легко устрашить, да и пугаться мне некогда. Как только у меня поднялись руки, тотчас разжались колени. Сейчас блокнот и карандаш упадут на пол.

К счастью, под ногами мягкий толстый ковер (интересно, для чего именно он понадобился?), и меня не выдадут орудия моего ремесла.

А-а-а-ах.

Какой пронзительный стон! Непохоже, что это человек или какой-то механизм – скорее нечто среднее. Неужели какая-то дешевая свистулька способна издать такой причудливый, ни на что не похожий звук?

Я неблагодарный зритель. Девушку, которая, будучи невинной, сумела притворяться шлюхой и проникнуть в парижский бордель, невозможно провести. Скорее уж она проведет других.

Я улыбаюсь во мраке, думая о тех, кто знает мой секрет… и кто не знает.

А-а-а-ах.