Роковая женщина - [16]

Квентин, похоже, водил тесную дружбу с юной нахалкой, которая отказалась от собственного имени Элизабет Джейн Кокрейн, предпочтя ему детское прозвище Пинк или свой репортерский псевдоним!

И теперь эта противная девица хочет затащить Ирен обратно, в ее родную страну. И все из-за воображаемой опасности, якобы грозящей матери примадонны, которую та никогда не знала.

Нелли Блай.

Нахальная и бессовестная. Да, она обладает всеми качествами, которых не должно быть у порядочной женщины. И тем не менее она завладела сердцами тех, кто мне дорог.

Ирен сидела за роялем с беззаботной миной. Но меня не проведешь! Сегодня на нее свалился целый воз проблем. Виной тому – детектив с Бейкер-стрит и телеграмма от девицы из Нью-Йорка.

Мы не можем этого допустить, Годфри и я. Не для того мы так отчаянно сражались, стремясь выжить в немыслимых условиях, чтобы уступить наших любимых наглым красавчикам (справедливости ради, Нелли Блай довольно хороша собой, а вот Шерлок Холмс – ничуть).

Годфри должен знать, что делать. Он уже вернул Ирен в ее счастливое недавнее прошлое – насколько я понимаю, к событиям их второго медового месяца в Вене. А меня – к тому, что случилось и не случилось во время моего пятидневного уединения с Квентином в купе поезда, следующего из Праги в Париж.

Совсем недавно мы с Годфри были товарищами по заключению, а теперь станем и товарищами по заговору. Мы не позволим той, кого мы любим, поддаться чуждому влиянию!

Тем… кого мы любим.

Люцифер атаковал клубок мулине и заставил его сдаться, прижав к каминной решетке.

Вот именно, мой хвостатый друг! Будет сражаться зубами и когтями до победного конца.

Глава третья Заграничная миссия

Прелестная английская девушка, в поведении которой нет ничего вызывающего, а в характере – ничего мужского.

Миссис Линн Линтон (1868)

– Она в эту ночь глаз не сомкнула.

Голос Годфри на следующее утро прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Я гуляла по саду, время от времени угощая мангуста Мессалину виноградом, уже слегка засохшим в клетке Казановы.

Зловредная птица между тем наслаждалась солнцем позднего лета, переходя с одной садовой жердочки на другую. Их сделал для Казановы Андре, наш кучер, а по совместительству – и главным образом – плотник. Яркое оперение попугая выделялась на фоне увядающей флоры осеннего сада. Казанова был привязан за лапку длинным кожаным ремешком, так что он мог делать что угодно, но только не улетать.

– Голову с плеч долой! – предложил он, начав бить крыльями всех цветов радуги по воздуху. При этом он смешал отрывки из «Королевских жен, королевских судеб», которые разучивала Ирен, с фрагментами из «Алисы в Стране чудес», которые я недавно читала вслух.

Годфри уселся рядом со мной и бросил взгляд на пяльцы у меня в руках. Я перестала вышивать. В прошлую ночь я тоже глаз не сомкнула.

– Нелл. – Вот и все, что он сказал.

– Ты во власти дум. – Я была в этом уверена, поскольку когда-то служила у него машинисткой.

– Увы, да. Я много думаю и к тому же занимаюсь еще более трудным делом: пытаюсь выяснить, о чем размышляет Ирен.

– Мне казалось, мужья и жены абсолютно откровенны друг с другом.

Годфри рассмеялся так весело, что Казанова тщетно попытался его передразнить.

– Нет, Нелл. Они должны быть абсолютно честны друг с другом, но откровенность – совсем другое дело.

– Не вижу разницы, – насупилась я.

– Это потому что ты не замужем. Некоторые вопросы лучше обходить стороной, и тайна загадочного происхождения Ирен из их числа. Она очень скрытна на этот счет. Безумная телеграмма Пинк в сочетании с тем, что Ирен обнаружила скрипку, принадлежавшую ее бывшему учителю вокала, потревожила осиное гнездо ее противоречивых желаний. Она пытается это скрыть, но мне тяжело видеть, как разрывается ее душа.

– Мне показалось, Ирен довольно легкомысленно отнеслась к этому делу. Ей совершенно не нужна мать – ни живая, ни мертвая.

– То, о чему люди отзываются особенно легкомысленно, зачастую гложет их больше всего. Я понял это в суде. А Ирен умеет мастерски притворяться, изображая эмоции, которые на самом деле не испытывает. Думаю, когда-то притворство служило ей единственной защитой.

– Ты хочешь сказать – до того, как она познакомилась с тобой?

– До того, как я ее узнал и полюбил.

– И даже до того, как я с ней познакомилась?

– Да, до того.

Я предалась размышлениям. Казалось, мы знакомы с Ирен целую вечность, но поселились вместе мы только в восемьдесят первом году. Восемь лет назад. Наша дружба была такой крепкой, что вскоре после того, как Ирен и Годфри поженились и переехали во Францию, они пригласили меня погостить. И кончилось тем, что я осталась с ними. Этому не помешало то, что я знала Годфри до того, как с ним познакомилась Ирен: я служила машинисткой в Темпле. Казалось вполне естественным, чтобы одинокая старая дева вроде меня поселилась вместе с ними в коттедже в Нёйи. Несмотря на публичные роли, которые порой приходится играть адвокату и оперной певице, Годфри и Ирен оберегали свою личную жизнь. Я редко становилась свидетелем семейных сцен. Они вели себя как исключительно умные родители, позволяя мне проявлять собственную волю. Годфри был мне как брат, и я чувствовала себя рядом с ним и Ирен в полной безопасности. Вот почему меня огорчало все, что могло нарушить наш покой.