Роковая восьмерка - [28]

Дела последнее время складывались не ахти. За две недели я потеряла три пары наручников, машину, и заполучила мешок со змеями на дверной ручке. С другой стороны все не так уж плохо. В общем, могло быть и хуже. Я могла жить в Нью-Гэмшире, и мне пришлось бы выписывать пирожные «Тэстикейкс» по почте.

Уже подходило к двенадцати, когда я заползла в кровать. Дождь прекратился, и в прорехах облачного одеяла светила луна. Шторы были задернуты, и комната погрузилась в темноту.

К окну спальни у меня примыкает старая пожарная лестница. Жаркой ночью на ней хорошо ловить прохладный ветерок. Полезно так же использовать под сушку белья, выставлять на карантин комнатные растения, зараженные тлей, и в холодную погоду охлаждать пиво. Увы, лестница заодно служила местом всяких неприятных происшествий. Именно там застрелили Бенито Рамиреза. Так случилось, что забраться на лестницу нелегко, но не так уж невозможно.

Я лежала в темноте, обсуждая преимущество кокосового пирожного перед пирожным с ирисом, когда услышала, как прямо за занавесками кто-то скребется. На пожарной лестнице кто-то был. Сердце мое подпрыгнуло и ушло в пятки. Я выскочила из кровати, побежала в кухню и позвонила в полицию. Потом вытащила из банки для печенья пистолет. Не заряжен. Черт. Думай, Стефани, куда ты дела пули? Обычно несколько штук лежали в сахарнице. Там больше их не было. Сахарница оказалась пуста. Я пошарила в ящике со всякой мелочью и нашла четыре штуки. Сунула их в тридцать восьмой «смит и вессон» и бегом вернулась в спальню.

Я стояла в темноте и прислушивалась. Скребущих звуков больше не доносилось. Сердце стучало, в руке трясся пистолет. Возьми себя в руки, приказала я себе. Наверно, птица. Сова. Они ведь ночью летают? Глупышка Стефани, испугалась какой-то совы.

Я подкралась к окну и прислушалась. Тишина. На дюйм раздвинула шторы и выглянула.

Черт!

На пожарной лестнице торчал какой-то верзила. Я лишь мельком увидела его, но выглядел он как Рамирез. Как такое может быть? Рамирез же мертв.

Тут раздался грохот, и до меня дошло, что это я всадила все четыре пули через окно в типа, торчавшего на пожарной лестнице.

Черт! Как нехорошо. Перво-наперво я могла кого-нибудь убить. Ненавижу, когда такое случается. Во-вторых, никакого намека, что у типа в руках оружие, а закон смотрит неодобрительно на стрельбу по безоружным людям. Более того, закон не очень-то приветствует стрельбу даже по вооруженным людям. А хуже всего, что я разнесла вдребезги окно.

Я рванула занавеску в сторону и высунула нос наружу. Никого. Присмотрелась получше и увидела, что расстреляла вырезанный из картона контур в натуральную величину. Он плашмя валялся на площадке, и в нем была куча дырок.

Тяжело дыша, я так и стояла столбом, ошарашенная, с пистолетом в руке, когда услышала в отдалении вой полицейских сирен. Отлично, Стефани. В кои веки ты вызвала полицию, и это оказался ложный вызов. Чьи-то дьявольские шуточки. Вроде змей.

Так кто ж такое учинил? Тот, кто знал, что Рамиреза застрелили на моей пожарной лестнице. Я вздохнула. Да весь штат знал про Рамиреза. Это было во всех газетах. Ладно, кто-то, у кого есть доступ к вырезанным фигурам в полный рост. Да повсюду, где выступал Рамирез, имелись такие фигуры. Сейчас их уже не так много болтается. На ум пришел один человек. Эдди Абруцци.

На парковку, сверкая огнями, въехал «сине-белый», и из него вылез патрульный полицейский.

Я открыла окно и высунулась наружу.

— Ложная тревога, — закричала я ему. — Никого нет. Должно быть, птица.

Он взглянул на меня снизу и переспросил:

— Какая птица?

— Думаю, сова. Очень большая сова. Простите, что вызвала.

Он махнул рукой, сел в машину и уехал.

Я закрыла окно на защелку: пустой номер, поскольку большей части стекла, как не бывало. Побежала в кухню и съела шоколадное пирожное.

Я почти спала, размышляя о пользе кекса с кремом на завтрак, когда раздался стук в дверь.

Оказалось, пришел Танк, правая рука Рейнджера.

— Твоя машина очутилась в подпольном гараже-мастерской, — сообщил он. И вручил мне мою сумку. — Это было сзади на полу.

— А моя машина?

— На твоей стоянке. — Он отдал мне ключи. — В отличном состоянии, разве что на буксире прикована цепь. Мы не знаем, что она там делает.

Я закрыла за Танком дверь, поплелась в кухню и умяла пакет кексов. И убеждала себя при этом, что ничего страшного, подумаешь, съела кексики, я ведь праздную, раз мне вернули машину. Если празднуешь, калории не считаются. Все ж это знают.

Хорошо бы попить кофейку, только сегодня этим заниматься такая морока. Мне пришлось бы сменить фильтр, засыпать кофе, залить воду, нажать кнопку. Не говоря уже о том, что выпей я кофе, то обязательно проснусь, а я не думаю, что готова встретить этот день. Лучше уж вернуться в постельку.

Только я заползла в кровать, как раздался звонок у двери. Я закрыла голову подушкой и смежила веки. Звонок продолжал свою несмолкаемую трель.

— Пошли вон, — заорала я. — Никого нет дома!

Тут раздался стук. И снова зазвонили. Я отбросила подушку и с трудом выползла из постели. Протопала к двери, рывком распахнула и выглянула.

— Что?

Оказалось, Клаун.