Роковая тайна сестер Бронте - [236]

Шарлотта прекратила вальсировать и, серьезно посмотрев на отца, спросила:

— Вы полагаете, что моя беременность — это знак свыше? Подтверждение того, что мы смогли преодолеть тяготеющее над нашей семьей проклятие и уничтожить его роковые силы?

Преподобный Патрик Бронте подозвал дочь к себе и, притянув ее за плечи к своей груди, прошептал:

— Могу сказать лишь одно: дай-то Бог, чтобы так оно и было! О, Господи, помоги всем нам! Дай нам свое покровительство и спасение!

* * *

Исполнение обязанностей супруги священника практически не оставляло Шарлотте возможности досуга. И все же она иногда позволяла себе выкроить часок-другой для работы над своим романом, к которому она приступила еще до замужества и которому она уже в ту пору дала название «Эмма».

То ли по иронии судьбы, то ли по каким-либо другим причинам, ведомым лишь Провидению, героиня этого романа, юная воспитанница школы для девочек (чья подлинная личность, успешно завуалированная под пышным титулом богатой наследницы Матильды Фицгиббон), являла собой характерное воплощение облика троюродной сестры Шарлотты леди Кэтрин в пресловутую коуэн-бриджскую пору. Работая над рукописью «Эммы», пасторская дочь постоянно думала о судьбе миледи и отчаянно желала, чтобы, вопреки всем жизненным невзгодам, ее сестра все же выстояла, не сломилась духом, не стала бы, в конечном счете, жертвой коварных сил злого Рока.

За своим литературным трудом Шарлотта Николлс ощущала себя подлинной вершительницей людских судеб, великой прорицательницей — такой же, какой оказалась ее покойная сестра Эмили Джейн Бронте, создавшая грандиозный шедевр «Грозовой Перевал». Шарлотте чудилось, что стоит ей привести свою «Эмму» к счастливому финалу, — и преследуемая непостижимыми роковыми силами леди Кэтрин избавится от мрачного кода своего земного бытия, заложенного в «Грозовом Перевале». Как отчаянно Шарлотта желала этого! С каким рьяным усердием стремилась она довести свое правое дело до победного конца!

Но времени и сил на творчество у миссис Николлс катастрофически недоставало. Новые обязанности заполняли практически все ее дни. К тому же преподобный Артур Николлс явно ревновал свою почтенную супругу к ее труду. И он полагал, что такая работа сопряжена с глубокими психологическими переживаниями, противопоказанными Шарлотте в ее положении. Поэтому он как мог старался отвлечь ее от этого губительного, по его мнению, занятия и заполнить ее досуг разными приятными мелочами, вроде милых супружеских прогулок по безбрежным гавортским пустошам или нежной беседы тет-а-тет в скромной гостиной пастората.

Когда их разговор касался литературы, мистер Николлс всегда внимательно выслушивал свою супругу и лишь затем выражал свое мнение. При этом он был неизменно чуток и деликатен, но, вместе с тем, правдив и категоричен.

Однажды они, как обычно, сидели в гостиной за мирной беседой. И вдруг Шарлотта печально заметила:

— Если бы мы не сидели тут вдвоем, я бы, наверное, сейчас писала.

Сказав это, она тотчас бросилась наверх за рукописью «Эммы» и, вернувшись со своей бесценной ношей, принялась читать вслух завершенные главы. Когда миссис Николлс закончила чтение, ее супруг серьезно посмотрел ей в глаза и честно сказал:

— Критики скажут, что вы повторяетесь. Пансион для девочек фигурирует фактически в каждом вашем романе. Простите, дорогая, но это слишком очевидно, — Артур Николлс виновато улыбнулся.

— Я это переделаю, — возразила Шарлотта, — я по два, по три раза принимаюсь за роман, прежде чем остаюсь довольна.

— Вы не сердитесь на меня, любимая?

— Ничуть, — заверила его Шарлотта. — Вы ведь сказали чистую правду, и я от всего сердца благодарна вам за это, милый Артур.

Супруги Николлс, словно по уговору, тотчас сменили обсуждаемую тему и более уже к столь щекотливому вопросу, как творчество Шарлотты, не возвращались.

* * *

Как-то в погожий осенний день (а точнее, 29 ноября 1854 года) Шарлотта села за письменный стол с намерением поработать над своим романом, но тут мистер Николлс, как это случалось довольно часто, предложил ей прогуляться. Миссис Николлс отложила рукопись и покорно последовала за мужем.

Прогулка по дикой вересковой пустоши вдоль бесконечной гряды холмов, тянущихся к самому горизонту, доставляла почтенной супружеской чете подлинное удовольствие.

— Сегодня прекрасная погода, — сказал мистер Николлс, — и мы просто не можем не воспользоваться этим благословенным преимуществом и не полюбоваться дивным ручьем, омывающим подножие взгорья. Ведь сегодня особый случай. Ровно пять месяцев тому назад вы стали моей женой! Что скажете, дорогая?

— Но ведь до ручья не меньше трех миль! — с опаской заметила Шарлотта. — К тому же нам придется преодолеть крутой спуск взгорья. Боюсь, в моем положении мне не по силам подобный героизм, мой милый Артур!

Мистер Николлс бережно взял свою любимую жену на руки и, направившись со своей бесценной ношей к спуску взгорья, шутливо осведомился:

— Надеюсь, теперь вам стало проще идти, дорогая? Какие еще у вас имеются возражения против того, чтобы прогуляться со мной к ручью и полюбоваться восхитительным зрелищем?