Роковая кукла - [5]

Я прикоснулся к кораблю. Покрытие было гладкое и твердое. Теперь уже ничто не напоминало о том, что корабль сделан из металла. Я постучал по машине прикладом, и корабль зазвенел, как колокол. Звук отозвался по всему полю и эхом возвратился от городской стены.

— Что с ним? — спросила Сара. Ее голос слегка дрожал. Это был ее корабль, и он не был ей безразличен.

— Какое-то твердое покрытие, — объяснил я. — Кажется, корабль опечатан.

— Вы хотите сказать, что теперь нельзя войти внутрь?

— Не знаю. Возможно, удастся отколупать это кувалдой.

Она сделала резкое движение, и вот уже — винтовка свернута, приклад прижат к плечу. Как бы нелепо ни выглядело ее оружие, но, точно скажу, обращаться с ним она умела.

Прозвучал выстрел, и лошадки в страхе попятились. Но громче, чем выстрел, прозвучал другой звук — неприятное завывание, почти вопль. Наш молочно-белый корабль глухо загудел под ударом пули, которая, бешено крутясь, с пронзительным свистом отскочила от его поверхности. Но белизна корабля оставалась нетронутой; в том месте, куда попала пуля, не было и следа. Не было ни трещинки, ни пятнышка, ни отметины — от пули мощностью в две тысячи фунтов!

Тогда я поднял лазерное ружье, но Доббин сказал:

— Это бессмысленно, неразумный вы человек. Здесь уж ничего не поделать.

Я со злостью обернулся к нему.

— Кажется, я предупреждал, — почти провизжал я. — Еще одно слово — и получишь в лоб!

— Насилие, — самоуверенно заметил Доббин, — не поможет. А вот пребывание здесь после захода солнца приведет к немедленной смерти.

— Но наш корабль! — отчаянно крикнул я.

— Корабль опечатан, — сказал Доббин. — Так же, как и все другие. И хорошо еще, что при этом вы оказались снаружи, а не внутри корабля.

Я знал, что Доббин был прав, хотя мне было трудно признаться себе в этом. Вспомнив, что лазерный луч не оставил следов на поле, я вдруг понял, почему вокруг все было одинакового белого цвета. Конечно же, белое поле, белые корабли, белый город — все было покрыто одним и тем же сверхпрочным веществом, которое было невозможно разрушить.

— Я скорблю вместе с вами, — сказал Доббин без сожаления в голосе. — Я разделяю ваше возмущение. Но однажды посетивший эту планету никогда не покинет ее. Хотя это не обязательно означает смерть. Я сочувствую вам и умоляю двинуться в путь, чтобы мы могли надежно укрыться.

Я взглянул на Сару, и она незаметно кивнула. Я знал: она рассуждала так же, как я, и уже давно приняла решение. Оставаться было бесполезно. Корабль опечатан — и этим сказано все.

Утром мы, возможно, вернемся и попробуем что-нибудь предпринять. С тех пор, как мы повстречались с Доббином, он не перестает говорить об опасности. Так или иначе — но проверить это было нельзя. И единственный разумный выход — последовать за лошадкой.

Поэтому я быстро вскочил в седло, и не успел я как следует усесться, как Доббин уже развернулся и начал свой бег.

— Мы потеряли очень много времени, — сказал он. — Но мы приложим все силы и попытаемся наверстать упущенное. Мы еще можем успеть.

Теперь уже почти все поле находилось в тени, только небо еще оставалось светлым. Из города надвигалась легкая сумрачная дымка.

Итак, вырваться с этой планеты невозможно. Так сказал Доббин, но это только слова, и ничего более. Похоже, что кто-то действительно намеревается задержать нас здесь, — и именно по этой причине опечатал наш корабль. Но должен же быть какой-нибудь выход, говорил я себе, какой-нибудь способ покинуть планету, и нам необходимо воспользоваться им. Выход можно найти всегда.

Мы приближались к городу, и он приобретал все более четкие контуры. У домов появилась форма. До сих пор они выглядели одним сплошным массивом и напоминали громадный утес на ровном поле. Здания казались высокими даже с середины поля, теперь же их крыши терялись из виду высоко в небе.

Город был по-прежнему пуст. Нигде в окнах не горел свет если, конечно, в домах вообще присутствовали окна. Возле зданий не было никакого движения. И не было приземистых домишек, обычных для городских окраин: поле вплотную подступало к зданиям, устремленным в небесную высь.

Лошади во весь опор мчались по направлению к городу, звонко цокая полозьями — точь-в-точь табун лошадей, спасающийся от бури. Мне стоило только приноровиться к езде на лошадях-качалках, как она мне понравилась. Просто надо было расслабиться и отдаться во власть непрерывной качки.

Город все яснее маячил впереди, и теперь мы уже могли рассмотреть каменную кладку домов. Мы разглядели улицы, или по крайней мере нечто, отдаленно напоминающее улицы, — узкие пространства между домами, черные и пустые, похожие на трещины или щели в исполинской скале.

Лошадки нырнули в одну из таких щелей, и темнота сомкнулась. Свет проникал на эту улицу, только когда солнце оказывалось прямо над ней. Дома обступали нас со всех сторон, их стены возвышались вокруг — и смыкались над нами в далекой невидимой точке.

Одно из зданий стояло чуть в стороне, там, где расширялась улица. К его массивным дверям вел просторный пандус. Туда и направились лошадки. Они преодолели подъем и вбежали в здание через открытую дверь. Мы очутились в комнате, и прямо перед нами на стене я увидел огромные прямоугольные блоки, от которых исходил неяркий свет. Лошадки мягко подкатили к одному из блоков и остановились перед ним. Тут же у стены я заметил гнома — или его подобие — маленькое горбатое, похожее на человека существо. Гном возился с диском, закрепленным в стене за светящейся каменной плитой.