Рокировки - [13]

Я козырнул двумя пальцами — отмахнул до переносицы, как я умею это делать, — и отошел, представляя себе, как милашки поднимают брови, сжав губки и разводя руками:

— Ну и фокусник! Верно, из цирка.

— Какой еще цирк? Обыкновенный карманник. А ну-ка, проверьте внимательно свои сумки.

— Вы обратили внимание, как смотрит? Сам улыбается, а сам будто раздевает тебя догола.

А почему бы мне вас и не раздеть, милые девушки? Три года раздевал только во сне. Пришло время эти сны забывать.

4

Остановился около парикмахерской, потрогал свои усы, отошел. Миновал вторую. В третью вошел. Что бог ни делает, все к лучшему. Похоже, у Тоди голова варит…

Не хотелось возвращаться домой, и я решил побродить по улицам, на мир поглядеть. Пошатался малость, зашел в кафе, где, сказал Тоди, можно его застать.

Потолкавшись в курилке, где и стула свободного не было видно в дыму, пробрался в зал, огляделся внимательно: вокруг — преимущественно молодежь с физиономиями интеллектуалов. Все одинаково бледнолицые, будто долго света не видели. Монашеские физиономии. Много бородатых и длинноволосых вылупилось за последние три года. Ни одного знакомого. А разговоры-то, разговоры: оркестры, певицы, артисты, спектакли, ревю, фестивали, романы, мастерские, сценарии… Фу-ты ну-ты!

За одним столиком увидел знакомую физиономию — надо же, милашка, которая навещала меня в тюрьме. Зовут Рени, если это действительно ее имя. Похоже, ждала кого-то. Может быть, тоже Тоди? В рюмке у девицы оставался глоток «Плиски», и Рени задумчиво рассматривала его. Кто знает, что она там видела. Если судить по лицу, картинки были не слишком розовые. Изменилась девочка с тех пор, как приходила в тюрьму: личико вытянулось, озабоченное какое-то, морщинки наметились, которых я раньше не замечал. Тогда она так улыбалась! Улыбки так и летали сквозь проволочную сетку в комнате свиданий, и мои губы тоже растягивались до ушей. Я таращился на нее, точно сопляк на витрину кондитерской…

Я остановился возле ее стола, и только тогда Рени подняла голову. Узнав, улыбнулась мне через силу, но тут же снова устремила взгляд на то, что ей виделось в недопитом глотке «Плиски».

— Здравствуй, — сказал я. — Можно мне присесть?

— Пожалуйста. Поздравляю с освобождением. Так ты хотел?

— Как скажешь, лишь бы от сердца.

— А ты сомневаешься?

— Нисколько. Прежде всего: спасибо тебе за то, что приносила маме… старые долги моих приятелей.

Ее лицо вдруг засияло. Оно стало таким, каким я его помнил: брови слегка поднялись, темные глаза по-детски заблестели, губы раскрылись. В эту минуту она была просто красавицей. Захотелось наклониться и поцеловать ее. Вот так, подумал я, телячьи нежности. Насмехался над собой, а нежность не проходила, и я погладил руку девушки.

— Я видел Тоди, он мне все объяснил.

— Я ему оказывала кое-какие мелкие услуги.

— Услуги? А я за это время привык к тебе.

— В каком смысле?

— В таком… Ты стоишь перед глазами и во сне и наяву, — проговорил я слова из какой-то забытой песенки.

— Кончай трепаться.

— Я не треплюсь. Ты мне в сердце запала. И если кто станет к тебе подкатываться, не знаю, что я сделаю…

— Ты смотри!.. Ну ладно, всякая шутка имеет границы.

— Давай гульнем разок, — просил я не слушая. — Чтобы запомнить нашу встречу. Здесь или где пожелаешь, в самом дорогом заведении. У того, кто три года прожил в тюрьме, работая, как самый что ни на есть трудовой элемент, кошелек набит деньгами. Они жгут мне ладони…

— Отнеси их матери.

— В первый же день я отдал ей часть — боязно стало, что пущу все на ветер. Она их положила на книжку. Ну давай, говори, где? В самом дорогом заведении! Не обижай меня.

— Не сейчас. Я жду приятельницу.

— Если это приятель, я его выставлю.

— Начнете драку, ножи пустите в ход — и снова тебя пошлют туда, откуда явился.

— В мои расчеты это не входит.

— Что ж, приятно слышать.

— Ты знаешь, кто я и что я. Расскажи о себе.

— Зачем?

— Неужто не ясно из разговора?

— Ладно, слушай. Когда меня уволили, Тоди помог устроиться официанткой в «Ориент». Вышла замуж, через полтора года развелась. Сегодня у меня выходной, изредка я прихожу сюда. Этого тебе достаточно?

— Пока — да.

— Ну что, разочаровала я тебя?

— Наоборот, когда я пробирался в этом дыму и слушал враки этого прокуренного населения, я подумал, что ты, верно, кинозвезда, а если так, то я не буду знать, о чем с тобой говорить.

— Ты не из тех, кто от смущения может язык проглотить… Мне пора, дай мне уйти.

Я заплатил за ее коньяк и пошел проводить. Она не хотела, но я стоял на своем и, конечно, проводил до самого ее подъезда. И не расставался бы с ней, только она была непреклонна: дескать, рада, что меня увидела, у нас будет еще возможность встретиться, но не сейчас.

Ничего не поделаешь, я ушел.

В баре «Балкан» Тоди не оказалось, и я повернул к себе домой.

5

Приближаясь к корчме в нашем квартале, я заколебался: не перехватить ли грамм сто для начала? Но решил, что рано мне напиваться, на сегодня еще есть работа. И тут кто-то позвал:

— Патлака!

Голос был знакомым. Я сбавил шаг, однако, тут же вспомнив совет Тоди забыть свою кличку, пошел дальше.

— Жора, погоди!

Обернулся. Так и есть — Мето. Мы знаем друг друга с детства. Оставшись на второй год в третьем классе, он завязал с учебой. Я закончил механический техникум, но разница в образовании не помешала нам позднее обшаривать в квартале лавки и изымать из кабаков излишки спиртного. В общем, неплохо жили, пока меня не сцапали.