Рокировки - [15]

Вот она села, положила локти на стол, подперла ладонями подбородок и уставилась на меня.

Взглядом я спрашиваю: что случилось, хотя мне и так ясно, почему она села напротив.

— Ничего. Не могу наглядеться. Где твои усы?

— Для чего они мне? Лишняя забота.

— Ты выглядел точно так же перед тем, как начал работать…

Маме пятьдесят. Для ребятишек нашего района она бабушка, для моих сверстников — тетя Кука. В тюрьме она мне часто снилась. Одни и те же слезливые картинки детства: то же милое лицо, букетик цветов над ухом, мужская походка и сигарета в руке.

Обычно мой отец возвращался с работы пьяным. Лежал в повозке, а лошади сами возвращались домой, останавливались посередине двора и стучали копытами по булыжнику. Мама выворачивала отцовские карманы, проверяла, не остался ли там хотя бы лев. Обхватив отца одной рукой, поднимала его над боковыми грядками повозки, а другой отвешивала ему пару оплеух, чтобы протрезвел. Перекинув беспомощное тело себе на спину, точно мешок с мукой, она вносила его в дом. Потом возвращалась — распрячь лошадей, напоить их, засыпать корма в ясли. Такая сильная была женщина. Не было человека в квартале, который бы не боялся ее.

В нашем районе, пока не построили новых жилых домов, устраивали много драк. Мужья били жен за то, что они изменяли им, жены колотили любовниц своих мужей, братья нападали на ухажеров своих сестер. Если начинался шум, мама выходила на улицу, прислушивалась, чтобы понять, где дерутся, затем, выплюнув сигарету и засучив рукава блузки, широким шагом направлялась к месту сражения. Через несколько минут драка затихала. Тетушки мои говорят, что я пошел в мать. Кроме ее силы, никакой другой над собой не признаю. И то, что меня брали несколько раз, и то, что три года провалялся я в тюрьме, происходило из-за этого — не знал, куда силу девать. Вечно она пробивалась наружу. Говорят, что я одно, а сила моя — другое и мы с нею противоборствуем: то я ее за горло схвачу, то она меня. Самая старая тетка говорит, что это просто рогатый вселился в меня еще в детские годы и подсказывает мне, нашептывает, дурному учит. Мать и отец оставляли меня, когда я маленьким был, дома, а сами шли пьянствовать в квартальную корчму. Вот черт в меня и вселился. Ну да ладно, все это бабья болтовня.

Сейчас мать не курит, не прикалывает цветка, волосы ее все такие же длинные и заплетены в косу, уже поседевшую. На лице больше морщин, чем у самых старых цыганок в нашем квартале (а наш квартал славится своими старыми цыганками).

— Когда работать пойдешь? — спросила мать.

— Отдохну малость — пойду.

— Пора бы уже, иначе место потеряешь.

— Это не стул в канцелярии, чтоб его терять.

Мне понятно, почему она каждый день подгоняет меня пойти в автосервис, но не хочется с ней спорить.

— Не беспокойся, мама. Дай на мир посмотреть две-три недели, а тогда уж возьмусь.

8

Долго рассказывать, как мы чистили квартиру эстрадного певца и как вышли, набитые барахлом. Это сугубо профессиональная тайна, не надо о ней слишком уж распространяться. Взяли мы двенадцать перстней с разными драгоценными камнями, восемнадцать браслетов, шесть колье да еще столько же прочих золотых безделушек. Самое смешное, что я нашел в банке из-под кофе тысячу двести левов. Верно, это был «НЗ» супруги: супруг-то вряд ли станет прятать свою заначку в банку (Тоди объяснил, что это называется реквизитом).

Не знаю, волновался ли он. Меня же все время трясло, точно новичка. Барыш большой, думал я, когда шел домой. Но это ли большой удар, который гарантирует мне будущее, чтобы не было нужды рисковать и в дальнейшем? Потому что какими бы отличными ни были мы мастерами, совершенства в таком деле не бывает. А снова в тюрьму неохота. Ну никак нельзя, ну никак не полезно для здоровья.

Все прошло блестяще, а я уж было раскис. Я слышал, подобные настроения охватывают моих коллег, когда они чувствуют, что стареют. Но меня-то, в мои двадцать восемь, это пока не должно касаться.

Я вернулся домой в полночь, спать не хотелось. Запихнув в целлофановый пакет парик, усы и бороду, спрятал его в поленницу дров и двинул в бар «Орфей». Захотелось чего-нибудь крепкого, чтобы забалдеть. Рени бы увидеть. Ее смена до четырех часов. Пока она работает, мы и словом не обмолвимся, только взглядами обмениваемся. А потом, может, мне повезет…

9

Тоди побывал у меня дома дня через три. Узнав от матери, что он меня разыскивал, я побежал к нему.

В холле было накурено — или сам остервенело курил, или гости у него были. Стоял запах одного сорта табака — на столике лежала пачка «Вента». Он мусолит эту вонючую траву. Затянулся раз-другой — и сигарета сгорела.

— Что, на хвост садятся?

— Певец еще не вернулся с побережья. У нас другие неприятности. — Тоди придвинул ко мне пачку с сигаретами. — Несколько дней назад Хантов возил нас за грибами. После этого пикника Краси умерла. Доктора сказали, отравилась грибами.

— А кто это сделал?

— Может, это случайность, только обвинение падет на Хантова. Он один собирал грибы, он предложил их испечь, он угощал. Вчера он был на квартире у Дашки. Когда выходил из дома, кто-то его стукнул по голове.