Рок-поэтика - [51]

Таким образом, представляется вполне очевидной связь и преемственность между рок-поэзией и поэзией Серебряного века — в частности, в способах разрешения про-мессианской роли поэта. Интересно, что «Алиса» обращается к цитированию и исполнению тех произведений русской поэзии, которые наиболее показательны именно в аспекте гибели героя, его размышлений по поводу веры: «Странные скачки» В. С. Высоцкого, «Суд» А. К. Толстого; «Я шел, загорался и гас…» (отсылка к Б. Л. Пастернаку). В альбомах т.н. «православного» периода этих обращений значительно больше, но Кинчев выступает не от себя лично, а в роли «посредника» между аудиторией и Господом и «проповедует» перед публикой: «Верую в Грядущего со славою судити нас!» («Дорога в небо»), «Мы православные! // А в небе сила — любовь, // Божья воля — Закон. // Смертью смерти поправ, // Дышит вечность с икон. // Да святится имя Твое // На все просторы Руси!» («Православные»), «Так сквозь столетья звенит Завет: // Там, где кончается мир, начинается свет» («Родина»), «Он свидетель конца, // Имеющий меру Отца» («Всадники»), «И смена тысячелетий — лишь улыбка Творца» («Радости печаль») и пр.

Высшей целью творчества для Кинчева является со-работничество с Богом: «У меня есть робкая надежда, что начиная с альбома „Солнцеворот“, мы приближаемся к новому этапу нашей деятельности — сотворчеству со Всевышним. Дай Бог» [255]. Лирический герой Кинчева многопланов: часто это сумасшедший: («В нашем сумасшедшем доме день открытых дверей» («День открытых дверей»); «Я пою о сумасшедшем доме, // Не могу петь ни о чем я кроме… // Потому, что я здесь живу <…> Больной Самойлов! Пройдите в палату, получите лекарства!» («Сумасшедший дом»); «Мой адрес — Страна Дураков, Поле Чудес» («Плод»)) или дурак (песни «Емеля», «Дурень», «Дурак и Солнце»).

Во втором случае анти-героя можно интерпретировать как вариант трикстера: это жертвенная фигура, готовая принять самоизвольную гибель. С одной стороны, дурак близок образам глупца и скомороха, веселящего людей по городам, а, с другой стороны, он наделен многими чертами, характерными для юродивого: способен обличать царя («Жар Бог Шуга»), скрывает за простотой и неразумностью потаенную святость — дорогу к Солнцу, «тропинки-лесенки прямо по земле в небеса», а за балагурством и пустословием — проповедь и наставление: «Где бы он ни сложил песню, // Где бы ни проросло Слово» («Дурак»). Кроме того, в интерпретации Кинчева он тяготеет к первопредку-воину: в данном случае — освобождает «из плена» Солнце, т.е. восстанавливает мировой порядок и гармонию, выступая «космогоническим» героем.

Как представляется, для Кинчева проблема антигероя и проблема слова как Слова тесно связаны. Лидер «Алисы» уделяет в своих песнях внимание слову как некой действенной силе (песни «Родина», «Небо славян», «Слово», «Инок, воин и шут», «Крещение»). Написание — «Слово» — с прописной буквы встречается, как правило, либо в текстах произведений, где фигурирует один из инвариантов трикстера, либо в текстах, имеющих ярко выраженную православно-христианскую направленность: «Слово», которое несет Дурак (см. выше); Слово, которое свято для верующих — «благодарить песней этой Слово!» («Рождество»). Это положение можно подтвердить тем, что Кинчев показывает неразрывное единство веры, войны и игры («Вера родной стороны, // песня, молитва да меч»), которые персонифицированы в образах инока, воина и шута («Инок, воин и шут»). Для Кинчева образ подлинного рок-художника воплощается в триединстве Инок-Воин-Шут — т.е. юродивый, проповедующий истину смехом и мечом слова.

В сценическом поведении, имидже группы и тематике песен актуализировано обращение к образам шута, дурака, отщепенца, хулигана (ср. с названиями альбомов: «СТ. 206 Ч.2», «Шабаш», «Для тех, кто свалился с Луны», «Дурень», «Изгой»).

Итогом кинчевских размышлений о роли и значимости слова для человека можно считать песню «Слово», входящую в один из альбомов «Алисы». Шут и дурак непосредственно связаны с театром: «На определенной стадии разделения производства, обряда и быта, оформляются ритуальная пародия и шутовство, ритуальный смех, которые реализуют себя в римских сатурналиях, на карнавально-мистерийной площади, т.е. шут и дурак связаны непосредственно с площадными театральными подмостками, с площадной зрелищной маской <…> с участком народной площади» [256, с. 309].

Театр доктора Кинчева

Подобно тому, как в Древней Руси смех «был сопряжен с особым самовозрастанием темы, с театрализацией» и приводил к созданию действа, в котором постепенно утрачивается само смеховое начало, так и в творчестве «Алисы» смех, не являясь самодовлеющим, трансформируется в явление «театра Кинчева», как к оборотной стороне прилюдного камлания и паясничанья (ср. с идеей о том, что рок-концерты преставляют собой «латентную форму антикультуры в общении, форму компенсаторного общения» [256, с. 27]).

Близость рок-действа театрализованному представлению объясняется тем, что «наиболее близким религиозно-обрядовой деятельности видом искусства является театр», по этой же причине и христианские богослужения представляют собой «сплошное „сценическое“ действие, т.е. своеобразный театр» [там же, с. 17]. Многие концертные программы ранней «Алисы» представляли собой театрализованные шоу, поздним также присуща театральность, но в меньшей степени.