Родовые сны - [52]
Один из конкурсантов проявил удивительную настойчивость, требуя для себя награды, хотя его исполнительский уровень вызывал сомнение: дикция оставляла желать лучшего, а речевой диалект был отчетливо слышен. Но чтецу казалось, что оценка комиссии явно занижена. Отец тактично перечислил его профессиональные погрешности, но самовлюбленный фигурант не желал ничего понимать. Тогда отцу пришлось обратиться за помощью к Николаю Павловичу. Тот внимательно оглядел незадачливого чтеца и, барственно растягивая слова, изрек своим сочным, бархатным баритоном:
- Видите ли, молодой человек... С тех пор как в середине пятнадцатого века Иоганном Гуттенбергом был в Майнце изобретен печатный станок, надобность в вас как в чтеце отпала.
По возвращении Александра Николаевича Вертинского из эмиграции в гостинице "Метрополь" был устроен банкет. Пришла вся старая Москва - люди, знавшие певца еще до революции. В полутемном вестибюле толпились "бывшие": старушки в потертых боа и старички профессорского вида в пенсне. Вся эта отдающая нафталином публика вполголоса переговаривалась, вспоминая прошлое, обсуждая шепотом последние события,- кого уже выпустили и кто еще сидит.
Николай Павлович энергично прохаживался, потирая руки, с нетерпением ожидая банкета.
Чаще стали раздаваться недоуменные вопросы: "Господа!.. Простите, а кого ждем? Вроде, все пришли..." Вопрос "кого ждем?" явно тяготил присутствующих. Пауза неприлично затягивалась. Наконец Сокольский не выдержал и несколько рассерженно произнес:
- Неужели не ясно? Конечно, государя императора!
На заседании одной из комиссий министерства культуры в очередной раз поднимался вопрос о расформировании нерентабельных творческих коллективов. Е. А. Фурцева предложила слить два хоровых ансамбля: Донской казачий хор с Кубанским казачьим хором. Все согласились, но резко возразил Смирнов-Сокольский:
- Это невозможно!
- Но почему? - удивилась Фурцева.
- До вас, Екатерина Алексеевна, в 1919 году это уже пробовал осуществить Антон Иванович Деникин. Ничего не вышло!
В. И. КАРАВАЕВА
В нашем кинематографе много трагических судеб, драматических биографий, великолепных актеров. А сколько нереализованных, погубленных талантов...
На моих глазах погибали такие актрисы, как Изольда Извицкая, Валентина Серова...
Мы с отцом много лет дружили и работали вместе с Зоей Федоровой, о гибели которой написано столько несуразных романов. Но даже среди этих трагических биографий судьба Валентины Ивановны Караваевой занимает особое место. По длительности страданий, выпавших на ее долю, по безысходности творческой судьбы она подобна героине высокой античной трагедии. Валентина Ивановна испытала горечь всех возможных человеческих бед.
Валентина Ивановна Караваева вошла в кинематограф чрезвычайно ярко. На Олимпе нашего кино в конце 30-х годов все места были твердо распределены. Тогда были звездами Орлова, Ладынина, Кузьмина, Макарова, а за их плечами могучие мужья - ведущие режиссеры отечественного кинематографа Александров, Пырьев, Ромм, Герасимов, в чьих руках были собраны все творческие нити, все права. Пробиться в разряд звезд было почти невозможно. Но вдруг на фоне этой плеяды победоносно восходит новая звезда, не похожая на предыдущих,- удивительно нежная, женственная, с грациозной фигурой, с прекрасным открытым лицом, с огромными чистыми глазами. Помимо замечательных внешних данных, она обладала тончайшей, прямо гитарной, артистической душой.
"Машенька" - этот кинофильм сразу стал одним из самых любимых в нашей стране. Картину делал выдающийся режиссер Юлий Яковлевич Райзман, а главную роль Машеньки блистательно исполнила Алла Караваева. Почему-то она взяла псевдоним Алла, хотя ее звали Валентина Ивановна.
Эта картина была тоже необычной в ряду фильмов 30-х - начала 40-х годов, потому что затрагивала запрещенную тему финской войны. Затрагивала как бы краем - об этой войне не хотелось говорить: она была тяжелой, позорной и служила прологом и предупреждением к тем кошмарам и ужасу, которые ожидали наш народ в 41-м году.
Впервые я увидел Валентину Ивановну в 1942 году в городе Алма-Ате на съемках одного из первых фильмов о войне. Время было очень трудное: эвакуационный быт, неопределенность существования, проблемы с жильем, нищета и голод. И вот в таких условиях кинематографисты начинали в "полевых" условиях работу над первыми "Боевыми киносборниками". Съемки проходили в Парке имени 28 героев-панфиловцев, рядом с будущей алма-атинской киностудией. Кто-то из киногруппы сказал:
- Валентина Ивановна, а вот это сынишка Столярова.
Ко мне наклонилась женщина с огромными добрыми глазами и удивительно обаятельной улыбкой и сказала, обращаясь к отцу:
- Ой, Сережа! Какой он у тебя беленький.
В памяти не остались ни процесс съемок, ни сюжет, помню только скамейку в парке, на которой сидели отец в форме военного артиллериста и эта очень добрая и красивая женщина.
Зимой 43-го года среди кинематографистов прошел слух: с Караваевой случилась беда - она попала в автокатастрофу. Ушибы, переломы, но самое страшное - осколками стекла разбито и обезображено лицо, ее невозможно узнать. В то время Валентина Ивановна должна была играть главную роль в фильме о летчике, одним из первых совершившем таран фашистского самолета, о Викторе Васильевиче Талалихине. Картина должна была называться "Небо Москвы".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.