Родовые сны - [44]

Закончились съемки эпизода с участием Крючкова, и на следующий день он должен был уезжать в Москву. Было высказано много ехидных слов в адрес как "системы Крючкова", так и самого автора системы. Все с нетерпением ожидали расплаты.

На ночь у своего места, отмеченного колышком в воде, Николай Афанасьевич в последний раз забросил донку. На следующий день утренняя съемка была сорвана громким криком Крючкова. Он стоял в новом темно-синем двубортном костюме по колено в воде и прижимал к груди огромного золотого леща. И, совершенно не обращая внимания на то, что рубашка и пиджак были покрыты тиной и слизью, издавал пронзительный победный клич. Мхатовцы были посрамлены.

Позже, по секрету, он открыл мне, в чем тайна рыболовной "системы Крючкова". Как только приехал на съемку, он сразу выбрал место на берегу недалеко от декораций, вбил в воде колышек и установил самые близкие отношения с пищеблоком. Каждую ночь он брал там ведро с отходами и на лодке эту подкормку аккуратно вываливал в воду у своего колышка. "Система" блестяще сработала.

Мы с отцом много раз бывали в Монголии. Он очень любил эту прекрасную страну, ее первозданную природу и добрый, гостеприимный народ. Афанасьевич как-то поинтересовался: а как там, в Монголии, рыбалка. И тогда мы с восторгом рассказали о великолепной рыбалке на реке Орхои под Улан-Батором, о ловле тайменей на Селенге. Крючков помолчал и перевел разговор на другую тему.

Надо сказать, что у Николая Афанасьевича была своя "система" и по выбору сценариев для съемок, и он кратко объяснил нам, в чем ее принцип: "Читаю: кипит огромная стройка, мелькают подъемные краны, самосвалы и так далее. Стоп! Минуточку, это не для меня! Следующий: дымится могучая домна, льется сталь... Стоп! Мимо... Следующий: бескрайнее широкое море... Вот это уже годится. Интересно..."

Наверное, после наших рассказов он и согласился на съемки в "Монголкино" в каком-то очень слабом фильме - так велико было искушение поймать настоящего тайменя. К сожалению, оказалось, что работать было трудно: сценарий слабый, условия съемок тяжелые, высокогорье, вода кипит при 60 градусах, мясо не проваривается, санитарно-гигиенические условия тяжелые.

- Ну и как же ты питался?

- А вот как!.. Рубаю баранью костяру.- И он показывает размер кости.Я здесь, а мухи там, потом наоборот: я там, а мухи здесь. После такого корма слабит "легко и нежно, не нарушая сна".

Рыбу Николай Афанасьевич никогда не ел, хоть и считался заядлым рыболовом. Поймает если - подарит.

- Зато тайменей таскал! Красавцы! Я его на берег, а он меня в реку... Просто крокодил.- И шел рассказ, подобный хэмингуэевскому "Старик и море".

Фильм вышел, к сожалению, слабый, на премьеру Крючков не пошел и режиссерам заявил следующее:

- Вот что я вам скажу, ребята: вы еще на дереве триста лет не досидели.

Когда отец заболел, Афанасьевич стал ко мне особенно внимателен. Спрашивал: "Как здоровье Сереги?" Я отвечал, что все нормально. Он кивал головой, но по печальным глазам было понятно, что он знает нашу трагическую тайну.

В 70-м году, после смерти отца, я снимался вместе с Николаем Афанасьевичем в кинокартине "Морской характер". Съемки проходили в Одессе, и каждый вечер после работы он звонил мне в номер и приглашал зайти:

- Будем готовиться к рыбалке. Ты мне поможешь леску мотать.

Это был, конечно, предлог - он понимал, что мне тяжело и пытался чем-нибудь меня отвлечь. Рассказчик Афанасьевич был великолепный, и беседы затягивались далеко за полночь.

Однако теория рыбалки мне надоела, и я предложил Афанасьевичу спуститься к морю, благо оно около гостиницы, и половить ставриду.

- О чем ты говоришь, старик! Какая ставрида - на море накат.

- Ну, тогда хотя бы выйдем на пляж, посмотрим на замечательных одесских женщин.

- Какие женщины? - удивился он.- Они для меня теперь только как пейзаж.- И тут же рассказал печальную историю про то, как два года назад позвонила ему одна старая знакомая и предложила встретиться, "пошалить".- Я ей отвечаю: какие шалости, я об этом давно забыл!.. Приезжай, говорит, вспомнишь. На что хочешь спорим, у меня и мертвый встанет. Поспорили, и что ты думаешь, старик? - восторженно закончил он.- Я выиграл!

Удивительный оптимизм бил из него ключом. Однажды осенью в Москве на площади Пушкина, прямо напротив памятника, меня кто-то окликает из машины. Оглядываюсь - Николай Афанасьевич, но какой-то необычный, поникший. Он медленно вышел из машины, подошел ко мне, достал из внутреннего кармана два аккуратных стеклянных квадрата и объяснил:

- Это анализы... биопсия. Подтвердился "рачок". Как у Сереги! Прощай, старик!

Обнял, поцеловал, сел в такси и уехал. Слава Богу, что диагноз через некоторое время не подтвердился. И мы об этом никогда не вспоминали. Судьбой ему даровано было еще почти четверть века счастливой жизни.

В эти годы мы много работали вместе в концертах нашего театра, и я был свидетелем, как зрители встречали Николая Афанасьевича. Неважно, где он выступал, в каком городе, на какой площадке. В концертах он обычно появлялся на сцене после кадров из кинофильма "Трактористы" или "Свинарка и пастух" и как бы сходил с экрана. Ведущий объявлял: "Николай Крючков!" овации и зал вставал. Так бывало в дворцах спорта и концертных залах Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева, Днепропетровска. Это было знаком высшего признания и любви зрителей к патриарху отечественного кино.