Родовые сны - [32]

И это было действительно так. Алейников был чрезвычайно талантлив и как актер, и как художник-рисовальщик, хотя этого никто не знает. Он замечательно играл Пушкина в картине "Глинка", он был абсолютно похож на своего героя, это видно по кинопробам, но чиновники расценивали все по-своему: "Э-э, Ваня Курский, пятьсот граммов для пробы..." И вот когда этот любимый артист, любимец народа умер, встал вопрос, где его хоронить. И тогда Борис Федорович обратился в профком - отец был председателем:

- Скажи там начальникам...

А все решалось на уровне Моссовета: кого хоронить, где и как.

- Я - народный артист Советского Союза, мне полагается Новодевичье. Так во-от, я свою могилу отдаю Петьке.

И написал заявление. Оно было принято и утверждено. И Петра Мартыновича похоронили как выдающегося деятеля нашей страны на Новодевичьем кладбище. А звание народного артиста, уже никому не нужное, ему дали задним числом.

Бориса Федоровича похоронили на Ваганьковском, там, где нашли последний приют и отец, и Мочалов, Суриков и Есенин, и Владимир Даль.

Несколько слов об Алексее Денисовиче Диком. Отец глубоко уважал, я бы даже сказал - поклонялся артистам и руководителям Художественного театра. Он изучал систему Станиславского. Книга этого великого режиссера была у отца настольной. Высоко ценил он работы Добронравова, Топоркова, Ливанова, Тарханова, Леонидова. Этих людей он увидел в детстве, и они навсегда опалили его душу своим высоким благородным талантом. Именно артисты этого ряда определили художественный вкус отца, подсказали, кто есть художник, а кто - конъюнктурщик. Руководствуясь столь высокими профессиональнонравственными критериями, трудно было найти друзей. Они были в жизни, но вот в искусстве...

Отец часто вспоминал про Алексея Денисовича Дикого. До поступления в школу-студию МХАТа он занимался в Доме ученых в студии А. Дикого. Всю жизнь отец вспоминал постановку в студии лесковской "Блохи". Это было какое-то невероятное, феерическое представление. Блистательно играл мужественного старика Платова сам Алексей Денисович Дикий, императора - Юрий Александрович Завадский. Но, пожалуй, самым большим потрясением и открытием было решение всего этого спектакля в стиле лубка. Декорации готовил гениальный художник Кустодиев. Так вот, Дикий и Кустодиев и удивительный актерский коллектив создали этот уникальный спектакль. И в дальнейшем за какую бы работу ни брался отец, он всегда говорил: "Ну, чем будем удивлять?" Это был завет А. Дикого. Иначе - это скучно и неинтересно.

Отец был человек спортивный. Когда мы наконец получили квартиру, первую в жизни отца, на Кутузовском проспекте,- тогда это была самая окраина Москвы и называлась она Кутузовская слобода - мы выходили из дома, переходили через две узкие полосы Можайского шоссе, становились на лыжи и шли до дач, среди которых была и дача Сталина.

Отец никогда не видел Сталина, более того, он относился к вождю далеко не однозначно. Как-то уже после войны я сидел дома, готовил уроки. Над моим столом кнопками были прикреплены несколько вырезок из газет: "Товарищ Сталин гуляет по Кремлю", "Товарищ Сталин на Мавзолее", "Товарищ Сталин в маршальской форме" и т. д. Даже и не помню, кто их повесил, может, бабушка. Был 46-ой год, все было правильно.

На душе у отца в ту пору было тяжело. Обычно легкий, веселый, он, читая газету и встретив нелепую фразу, улыбался, хотя, казалось бы, что веселого можно найти в "Правде". Но находил. Однако день ото дня отец становился все мрачнее и мрачнее. Сняли Жукова. Угрожающе веяло какими-то мрачными переменами. И вот однажды отец молча подошел к моему столу и снял эти картинки, а вместо них повесил портрет Джоконды. Помнится, в киосках тогда только что появились первые литографии.

- Вот, пусть у тебя висит Леонардо да Винчи.

Я уже учился во ВГИКе, когда после очередной лыжной прогулки, обогнув дачу вождя, мы остановились у мрачных ворот. Они были закрыты. Шел пятьдесят шестой год, началось разоблачение культа личности. И отец вдруг вспомнил, а может быть, счел нужным только сейчас рассказать о давнем событии... Вот сюда, на эту дачу был приглашен в свое время Алексей Денисович Дикий. А выглядело это так.

Алексей Денисович после спектакля вернулся к себе домой. Собрались друзья. Выпивали. Выпито было уже достаточно, когда среди ночи появился человек в черном плаще и сказал:

- Вас просят прибыть на Ближнюю дачу. Машина внизу.

Страшно. Чистая рубашка, костюм... И душ - то холодный, то горячий, чтобы не было признаков алкоголя. Приезжают на Ближнюю дачу, вот сюда, к этим воротам, рассказывает отец. Проходят в комнату. Там Сталин, один, перед ним с какими-то пометками сценарий "Сталинградской битвы". Начинается разговор. Страшно напряженный Дикий - и неторопливый, спокойный Сталин.

- Кстати, товарищ Дикий, а почему вы играете товарища Сталина без акцента?

Он говорил о себе в третьем лице.

- А я играю не вас, товарищ Сталин,- ответил Дикий.

- Как не меня? Вы же играете Сталина!

Отвечать надо было точно, и любая ошибка в такой ситуации могла быть непростительной. Алексей Денисович действительно играл на сцене Малого театра Сталина, вкладывая в этот образ весь свой могучий талант, все обаяние своей яркой личности. Конечно, это был идеальный образ, таким по представлению артиста должен был быть руководитель страны. Поэтому Дикий продолжал настаивать на своем.