Родом из Переделкино - [45]

Ну, Татьяна Николаевна, я вас задерживать не стану, в случае чего, напишу.

А как там у вас, в Москве? Может, ваши Путин с Медведевым и наладят что-нибудь в общей нашей жизни? Медведев иной раз оптимизм дает. А только я вам скажу, Татьяна Николаевна, что патриарх Кирилл из них самый умный. Вот я на него и надеюсь, может он чего-нибудь молодым-то и подскажет?!..

Ну, пока что до свиданьица, Татьяна Николаевна. А дедушку вашего жалко. Старики говорили, расположенный он был к людям, все село его уважало. Царствие ему небесное... Так что бывайте здоровеньки!

Такие неутешительные вести приходят к нам порой с полей нашей Родины.

Ну, а что касается креста на месте казни заложников из села Большая Лазовка, то есть надежда, что он все же будет водружен – с того события прошло всего только девяносто лет.

* * *

Человек, в ранней юности наблюдавший своими глазами картину расстрела собственного отца, никогда не сможет избавиться от нее и на все отпущенное ему время остается подранком. Каковым мой отец и был за панцирем успеха, славы, материального благополучия. Страх, засевший где-то в глубине его существа, не отпускал его из своих когтей до самой смерти. Многие люди, кого «черт догадал... родиться» в сталинскую эпоху, жили двойной жизнью, и уж тем более такие подранки, как мой отец с его надломленной психикой.

* * *

После расстрела деда с последующей конфискацией имущества – дома вместе со всем подворьем – семья вынуждена была перебраться к родственникам в Тамбов.

Там отец некоторое время учился в гимназии, однако закончить ее он, по моим представлениям, не сумел. Из боязни быть разоблаченным как сын пособника бунтарей, «белого» попа, он срывается с места и колесит по России, переезжая из города в город, перебиваясь неверными заработками репортера разных периферийных газет и многотиражек, ибо склонность к писательству и сочинительству он обнаружил в себе еще в школьные годы, к которым относятся и первые его литературные опыты. При этом из того же страха поплатиться за своего расстрелянного отца, чья фамилия была весьма известной на Тамбовщине, он менял бесчисленные псевдонимы, перечень которых мог бы занять полстраницы: Северный, Северцев, Волжанин, Волжский, Зонин, Зорин и пр. Остановился он на столь странном для русского уха псевдониме, как – Вирта, памятуя о своих карело-финских корнях, так как дед о. Евгений Карельский происходил из карело-финских переселенцев, посаженных на эти плодородные земли еще Екатериной Великой для подъема сельского хозяйства. Как говорил мне отец, «вирта» означает «быстрый поток» или «стремнина», однако за точность его интерпретации я не поручусь. Впоследствии этот псевдоним стал нашей семейной фамилией, так что мне остается лишь с этим смириться...

* * *

В 1931 году, имея на руках годовалого ребенка, т.е. меня, с бабушкой Татьяной Никаноровной и кое-каким скарбом мои родители переезжают в Москву. Здесь отец перебивается журналистскими заработками, печатает приключенческие сериалы с продолжением, репортажи с места событий.

Но отсветы пережитого, громовые раскаты тех страшных событий Гражданской войны, которые столь недавно проходили на его глазах, не утихают в его сознании, не дают покоя.

Он сел за книгу. Писал одержимо, ночами, при свете керосиновой лампы, на общей кухне снимаемой нашей семьей квартиры, а вернее – комнаты в перенаселенной коммуналке в Кунцеве, с шершавым дощатым полом и въедливым запахом не то от примуса, не то от керосинки. Кормилицей семьи тогда была мама, она работала редактором в одной заводской многотиражке.

Но вот роман «Одиночество» закончен. В нем нашла отражение одна из трагических страниц хроники Гражданской войны – история крестьянских волнений на Тамбовщине в 1918–1922 годах. Непримиримая ненависть к большевикам согнанного со своей земли Петра Ивановича Сторожева, жаркая любовь батрака Леньки и дочери крепкого хозяина-середняка Наташи Баевой, неудержимая ярость в борьбе с красными Александра Антонова, бывшего «экса», побывавшего в заключении у красных и теперь провозгласившего себя защитником крестьян, и простодушная вера в него обездоленного народа... Все это в органическом сплаве составляет основное содержание романа.

Начинается он с описания Тамбова в преддверии Гражданской войны:

«...Холод, мерзость, трусливый шепоток – губернский город Тамбов. Март восемнадцатого года... (...) Непогода и страх загнали обывателей в дома. На тяжелые щеколды заперли люди двери, дубовыми ставнями закрыли окна».

Но никакие запоры не могли спасти обывателя от надвигающейся бури. Мятеж, как пламя пожара, распространился по всей Тамбовской губернии и перекинулся на сопредельные с ней регионы. В романе дается картина разрухи, обнищания, голода, которые обрушились на Тамбовщину в результате революции и Гражданской войны.

И хотя это произведение писалось по законам советского времени, оно далеко выходит за рамки идеологических канонов той поры: и в обрисовке объективных обстоятельств противостояния восставшего народа и всей мощи государственной машины подавления, а также в изображении злейших врагов коммунистов в лице Сторожева и Антонова. Как писал впоследствии маршал М.Н. Тухачевский: «Крестьяне доброжелательно относились к партизанам. Однако по отношению к красноармейцам проявляли поголовную ненависть и открытую вражду... Мы вели войну не против бандитизма, а против народа» («Холокост российского крестьянства, или Правда о народном восстании 1918– 1921 гг.», информационный портал «Пенза-онлайн» http.\\ www.penza-online.ru).