Родные миры - [82]

Почувствовав, что при мысли о землянине во мне опять бдительно шевельнулась ревность, я вдруг ощутил настоятельную потребность страшно отомстить. Чтобы больше даже мысли такой не возникало — обращать внимание на других мужчин. И плевать мне, что это просто работа, что всё это ничего не значит, что она так привыкла. Мы не на Брате. Менять жизнь — так кардинально. И не только мне.

— Ты чего? — озадаченно уточнила Яроника, когда я начал аккуратно выбираться из кровати.

— Да так, — отмахнулся я, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего для моих целей. Как назло, на глаза не попалось совершенно ничего; пришлось соглашаться на собственную рубашку.

— Кар? — удивлённо вскинула брови женщина, когда я, подобрав с пола рубаху, опять сел на кровать, аккуратно расправляя добытый предмет одежды. — Ты куда собрался? — уточнила она, неосторожно пододвигаясь ко мне ближе. — Ай!

Скрутить маленькую ведьму посредством собственной рубашки оказалось делом техники. Жалко только, у кровати не было ни столбиков, ни каких-то ещё удобных в применении художественных излишеств, поэтому руки пришлось вязать за спиной; локоть к локтю, чтобы не слишком затекали.

— Кварг Арьен, и что это значит? — ехидно поинтересовалась Яра, когда я перевернул её на спину. Вид благодаря вынужденному прогибу в пояснице оказался ещё более впечатляющий, чем можно было ожидать, так что я мимоходом даже порадовался отсутствию упомянутых столбиков.

— А это, моя хорошая, называется красивым высокопарным словом «расплата». Ну, или «месть», как тебе больше нравится. А по факту — просто некоторые воспитательные мероприятия.

— Пороть будешь? — захихикала она, явно не слишком возражая.

— Зачем так сразу? — притворно возмутился я. — Есть гораздо более гуманные методы. Хотя… гуманность понятие относительное. Не волнуйся, тебе понравится. Потом.

Всё-таки иногда хорошая выдержка — очень полезная вещь. Например, вот в таких ситуациях. Потому что у меня в конце концов получилось добиться от неё того, чего хотелось. Чего мне это стоило — другой вопрос, но оно того однозначно стоило.

Раз за разом я аккуратно и неторопливо подводил её к самой грани удовольствия, чтобы в последний момент остановиться и не позволить её пересечь. Не знаю, сколько это всё продолжалось; поначалу она ещё улыбалась и пыталась меня дразнить, но в какой-то момент окончательно и бесповоротно капитулировала, и это было видно. И наблюдать этот момент было невероятно приятно.

Она жалобно всхлипывала, изгибаясь в моих руках; пыталась сжать ноги и закрыться, но я ей этого не позволял. Она умоляла и просила пощады, стонала, шептала, что больше никогда так не будет, и обещала быть хорошей девочкой. Только моей хорошей девочкой. Попеременно то ругала меня, то звала ласковыми именами, кусала губы, вновь выгибалась, пытаясь продлить прикосновения.

Отпустил я её только тогда, когда понял, что и сам нахожусь почти в том же состоянии. Предварительно предусмотрительно закрыв рот поцелуем: не хватало ещё переполошить всех соседей.

И это тоже было красиво — видеть, как её гибкое тело одна за одной омывают волны удовольствия, пробегая дрожью до кончиков пальцев. В какой-то момент я понял, что сил сдерживаться у меня больше нет, и вжал женщину своим телом в простыни, объединяя наши тела в одно и подводя процесс к логическому завершению. Ника подалась мне навстречу, и после нескольких движений изогнулась, хватая ртом воздух, содрогаясь от наслаждения подо мной — и вокруг меня.

Вот этого ощущения я уже не выдержал, и мир взорвался фейерверком. А потом я сам на какие-то мгновения перестал существовать, превратившись в один сплошной центр удовольствия.

— Ты глюмов псих, — проворчала женщина, выводя меня из расслабленного состояния бытия без единого проблеска мысли. Усмехнувшись, я приподнялся на локтях, чтобы заглянуть ей в лицо. — Слышишь меня? — повторила она, внимательно меня разглядывая. — Ты. Глюмов. Псих. Маньяк и извращенец.

Я засмеялся, — насколько мог в состоянии полной расслабленности и растекающегося по телу удовлетворённого бессилия, — и перекатился на спину, увлекая ворчунью за собой, чтобы спокойно распутать её руки.

— Совсем недавно ты говорила другое. Хотя, нет, я не прав; эти слова тоже присутствовали, — весело сообщил я. Освобождённые конечности Яроника просто уронила, не делая даже попытки как-то ими воспользоваться, пусть даже и для удушения меня. И вообще никак не шевелилась, просто лежала, уткнувшись носом в плечо.

— Ну, точно. Псих. Полный!

— Хочешь сказать, тебе не понравилось? — провокационно уточнил я.

— Мне понравилось. Раз эдак пять, а может и больше; я на втором уже разучилась считать, — пробормотала женщина. — Но ещё раз ты мне такое устроишь, и я за себя не отвечаю!

— Не ругайся, — хмыкнул я. — По-моему, оно того стоило, разве нет? Что не так?

— Беспомощность, — шумно вздохнула она. — Зависимость и уязвимость. А знаешь, что особенно ужасно? Что вот сейчас мне эти ощущения тоже понравились. Духи поберите, Кар, со мной в жизни никогда ничего подобного не было! В моей очень долгой и очень насыщенной жизни. Потому я и говорю: ты глюмов маньяк и извращенец, — она вновь глубоко вздохнула. Потом вдруг коснулась губами моего плеча, докуда дотянулась, и едва слышно прошептала: — Спасибо. Я никогда раньше не чувствовала себя настолько живой. Настолько… собой.