Двадцать шестая глава. Педсовет
Когда бывал педсовет, вся школа словно подтягивалась.
Сегодня педсовет — и нянечки старательнее подметают классы и коридор.
Сегодня педсовет — и мальчики тише сидят на уроках.
Сегодня педсовет — и директор дольше засиживается у себя в кабинете, готовясь к выступлению…
Педсовет начался сразу после уроков. Школа опустела. Опустел и пятый «Б». Кто пошёл домой, а кто отправился в пионерскую, на совет отряда. Там собрались Толя Яхонтов, Митя Журавлёв, Игорёк Резапкин, Сева Болотин… Пришёл и вожатый Лёва Шумской. История с журналом взбудоражила весь отряд.
Лёва яростно дёргал себя за пышный чуб и, по привычке привставая на цыпочки, говорил:
— Вся беда в том, что наш отряд плохо объединён, вот что.
— Почему плохо? — вскочил Толя. — Мы учимся вместе, в одном классе, в одном отряде…
— Мало этого, мало! — шумел Лёва, всё сильнее дёргая свой чуб, словно хотел его совсем оторвать. — Надо вам крепче спаяться, чтобы не было «отдельных».
— Каких таких «отдельных»? — спросил Митя.
— Бывают такие ребята, особняком держатся. Вот я таких и называю «отдельные». И, конечно, испортить журнал мог только «отдельный». А когда вы все, так сказать, крепче спаяетесь…
— А кто ж это у нас «отдельный», кто? — закричал Игорёк.
— Есть такие.
— Нет у нас таких!
Спор в пионерской разгорелся не на шутку.
А в пустом пятом «Б» в это время сидели два ученика — Владик Ваньков и Петя Ерошин.
Петя собрался было после уроков идти домой. Он вышел в коридор вместе со всеми и стал ждать своего приятеля. Но Владик не выходил. Тогда Петя вернулся в опустевший класс. Владик, подперев голову кулаком, одиноко сидел в углу за партой.
— Ты что, Владька, почему сидишь? Пойдём.
Владик не отвечал.
Петя потряс его за плечо:
— Владька, ты что, не слышишь?
Владик рывком обернулся:
— Что тебе надо?
— Пойдём домой.
— Не пойду.
— Почему?
— Так.
— Тогда и я не пойду, — сказал Петя. — Ты так, и я так.
Он сел рядом с Ваньковым. Владик стал его выталкивать. Старенькая парта так и затрещала. Тут открылась дверь, и в класс вошёл… папа Владика — Сергей Сергеевич Ваньков.
Владик не поверил своим глазам. Уж очень странно было видеть рослого, грузного папу в классе, возле чёрной доски с плохо стёртыми меловыми линиями, возле шатких школьных счётов и низеньких парт. Здесь папа казался выше и крупнее, чем дома, он выглядел прямо как великан. Владик подбежал к нему:
— Папа, папа, почему ты? Я думал, мама придёт.
Папа поздоровался с Петей Ерошиным и прошёл к партам. На нём был чёрный костюм, который он надевал только в самых торжественных случаях, на груди топорщился новый галстук. У папы был очень парадный вид.
Он хотел было сесть за первую парту, но никак не мог втиснуться в промежуток между сиденьем и крышкой. Петя принёс ему учительский стул.
— Спасибо, — сказал папа и повернулся к сыну: — Мне мама всё рассказала, и я решил сам присутствовать. Вот, отпросился с работы, сказал, что по важному делу. — Папа посмотрел на часы: — Когда сказали — к трём? Скоро три. Пойдём, что ли?
— Пойдём.
Они пошли по школьному коридору — папа, Владик и Петя Ерошин.
— А ты куда? — спросил Владик. — Тебя не вызывали.
— Пускай! — отозвался Петя.
Они подошли к учительской. Там уже собирались педагоги.
Пришла Анна Арсентьевна, пришёл Игнатий Игнатьевич и сразу же стал длинными пальцами мять тонкую папироску. Вошла Тамара Степановна и села, строго поблёскивая очками на тихого Абросима Кузьмича.
Наискось от Тамары Степановны уселся Антон. Рядом с ним — Кира Петровна.
Педагоги прибывали один за другим. Это были люди, которые все свои силы отдавали школе. Целый день, с самого раннего утра, они занимались со своими учениками, терпеливо объясняя, спрашивая, диктуя. После уроков они обычно задерживались в школе на совещаниях, на собраниях, для проверки тетрадей, для беседы с родителями.
По вечерам — в театре ли, на концерте, в гостях ли — они большей частью думали о своих учениках.
И сейчас, сидя в учительской за длинным, крытым зелёной материей столом, они вполголоса беседовали всё о том же: об учениках, уроках, отметках…
Вдруг, опираясь на палку, в учительскую вошла закутанная в тёплый шерстяной платок учительница. Когда она размотала платок, все с удивлением увидели, что это Елена Ивановна.
Педагоги кинулись к ней. Кто принимал её белый шерстяной, покрытый снежком платок, кто подавал ей стул, кто стал растирать сё озябшие морщинистые руки с голубыми прожилками.
— Елена Ивановна, да как же вы? С больными ногами! Да ещё в такой мороз!
Елена Ивановна выпуклыми глазами оглядывала учительскую:
— Вот… притащилась всё-таки… Соскучилась я по вас, товарищи, по учительской этой, по школе…
