Родная земля - [8]

— Мердан тоже справится.

Карандаш, уже готовый сделать пометку, повис над бумагой.

— А почему сомнение в голосе?

Карандаш плашмя лег на стол.

Юрин откинулся на подоконник, возле которого стоял табурет. Весь его вид говорил о том, что он готов внимательно выслушать Нурли, и пока не выяснит все досконально, не отстанет.

— Так в чем же дело? А мне этот парень нравится…

Нурли заговорил быстро, взволнованно:

— Мне тоже, товарищ Юрин. Он все выполнит, очень хорошо выполнит.

— И все-таки?..

Наташа тоже смотрела на парня с недоумением. Нурли встретил ее взгляд и покраснел.

— Мердан… он надежный… Ничего плохого я о нем не скажу. Только… Батыр не одобрит.

— Председатель сельсовета? — удивился Юрин.

— Ну, да. Он же был против, когда Мердана в комсомол принимали.

— Вот тебе на! — Юрин даже хлопнул ладонями по Коленям. — Родные братья, отличные ребята, а смотри-ка что выкидывает! А я и не знал. Какая же кошка между ними пробежала?

— Это после той истории, — мрачно сказал Нурли, — после каракочинской.

— А-а, — вспомнил Юрин, мрачнея, — слышал.

— Повздорили тогда, с тех пор и не ладится у них…

— Н-да, сложно все это, — вздохнул Юрин. — У нас тогда много было споров. Одни говорили, что с калтаманами[4] один разговор — пуля в лоб и никаких гвоздей. А я считаю, что бандитам прощать нельзя, но и расправляться с ними без суда и следствия тоже неправильно. Есть советский закон — он и решит, что к чему.

— И Мердан так говорил. А Батыр ему: с классовым врагом заигрываешь, нюни распустил! Мердан обиделся. Сам ты, говорит, врагов плодишь, если так рассуждаешь. Другой, говорит, кто запутался, на нашу бы сторону перешел, на социализм работать стал, а таких, как ты, послушает — и с винтовкой в степь.

— Ишь ты! — восхитился Юрин. — А ведь верно рассуждает. Обязательно надо его на перепись послать.

Он посмотрел на Наташу — усталость проступила на ее лице, — и решительно встал.

— Ну, пора отдыхать. Ты, Нурли, готовь комсомольское собрание, там все и обговорим, А сейчас покажем доктору, где она будет жить.

До открытия собрания было еще далеко, когда у школы стали собираться комсомольцы. В выцветших рубахах, в просторных, но суженных у щиколоток штанах, в ботинках со сбитыми каблуками или в потертых чарыках, они радовались встрече, шутили, смеялись. А на виду у всех гарцевал на отменном коне Мердан. Копь бил копытом землю, тряс головой, а всадник то заставлял его подняться на дыбы, то пускал вскачь вокруг школы под крики и улюлюканье друзей. Мердан любил лошадей, умел превосходно ездить верхом и целые дни проводил в седле. И люди не осуждали его, когда он сломя голову скакал на копе по улице, — только качали головами, и во взглядах их было больше восхищения, чем осуждения.

Юрин залюбовался им. Невысокий, статный, с большими, сверкающими глазами под серым тельпеком, Мердан красиво сидел в седле. А когда лихо соскочил и, ласково похлопывая по гладкой шее коня, повел его к коновязи, Юрин окликнул юношу. Мердан обернулся, улыбнулся ему и вскоре подошел. Юрин в который уже раз подивился его сходству со старшим братом Батыром.

— Слышал, — сказал Юрин, — перепись скота проводим? Пойдешь?

Мердан так и вспыхнул весь.

— Вах, если на праведное дело идут два человека, пусть одним из них буду я!

И вдруг скулы у парня напряглись, губы дрогнули, изогнулись презрительно. Глаза косили влево — оттуда подходил к школе председатель сельсовета. В красноармейской гимнастерке, перепоясанной широким командирским ремнем, в белой, пушистой папахе старший брат Мердана тоже был строен, стремителен в движениях, красив той особой статью, по которой сразу узнаешь настоящего джигита, даже если он пеший. Не задерживаясь, привычно обронив традиционное приветствие, Батыр подошел к председателю колхоза Бердыли и увлек его за собой в помещение, на ходу говоря что-то.

Собрание началось. Речь шла о предстоящей переписи скота. Решили взять на учет всех байских чабанов и чолуков, поговорить с ними по душам и с их помощью составить истинную картину.

Стали записывать имена. Назвали Керима. И тут кто-то крикнул:

— Керима не надо записывать! Этот своего хозяина, Атанияз-бая, не выдаст!

Заговорили все разом.

— Верно, Дурды! С Керимом говорить — только время зря терять.

— Я его с детства знаю — с баями он!

Вскочил Мердан, сверкнул глазами, оглядывая разошедшихся товарищей, крикнул, перекрывая шум:

— Что вы болтаете! Керим всегда был бедняком, а баю служит по нужде. Он поймет, только объяснить ему надо.

— Ничего он не поймет!

— С нами он и знаться не хочет!

— Тише! — повысил голос Мердан. — А все мы что, сразу все поняли, во всем разобрались? Надо и ему разъяснить. А парень он неглупый, разберется.

Снова поднялся такой шум, что Батыр застучал ладонью по дощатому непокрытому столу.

— Вот что, — сказал он. — Решение приняли правильное — байские чабаны помогут нам провести перепись, но не все, это точно. У которых есть классовое чутье, — те с нами. А такие, как Керим… — он снова постучал ладонью по столу, успокаивая собравшихся. — Тихо, товарищи. Да, отец Керима Халмурад был бедняком, но сыну, видно, больше правится отираться возле богатых, наверное, сам надеется стать баем. Нет таким веры!