Родная земля - [7]

— Местный комсомол, секретарь ячейки Нурли Бердыев.

Она протянула юноше руку, назвала своё имя. Юрии пояснил:

— Наташа Макарова — доктор, будет работать у вас. — И улыбнулся. — Первая комсомолка в селе. Бери на учёт, секретарь.

Нурли сказал убеждённо:

— Скоро у нас будет много комсомолок.

Юрин обнял его за плечи свободной рукой, привлёк к себе.

— Обязательно будет, Нурли. Ваши девушки просто ещё боятся нового, да и обычаи…

Бердыев смутился, чуть отстранился, как ребёнок, который считает, что он уже взрослый, сказал:

— Пойдёмте домой, отдохнёте, чаю попьёте.

Юрин возразил:

— Чай потом. Пойдём в контору, поговорить надо.

Нурли тревожно заглянул ему в глаза.

— Что-то случилось?

Юрин кивнул:

— Серьёзные дела предстоят.

Он сиял фуражку, сдунул пыль, надел плотно и первым зашагал к конторе.

Юрина хорошо знали в посёлке, хотя появиллся он здесь редко. Помнили его ещё с гражданской, когда Юрин командовал особым отрядом. В июне девятнадцатого года здесь, под посёлком, разгорелся жестокий бой. Красные выиграли его, но очень дорогой ценой: много боевых товарищей полегло в этом бою. Припорошенные пылью волосы Юрина словно бы так и не отмылись — седина пробилась за сутки на висках командира.

Потому при случае и наезжал он сюда — то уполномоченным по коллективизации, то по делам чека. И радовался переменам в жизни села, с которым так много было связано. А когда узнал, что колхоз намерен открыть медпункт, вызвался помочь, выхлопотал кой-какое оборудование и инструменты, а теперь вот привез доктора.

Наташа понравилась ему деловитостью, искренностью чувств, и Юрину очень захотелось, чтобы она осталась в колхозе. Всю дорогу и уже здесь, на месте, он все поглядывал на нее искоса, пытливо, боясь, чтобы не испугала ее новизна обстановки, желая одного — чтобы выдюжила она первые, самые трудные дни, — а там пообвыкнется, да и дела захлестнут, не до душевных переживаний будет.

И войдя в контору, заговорив с Нурли о том, что больше всего волновало его в эти дни, Юрин все бросал на Наташу короткие взгляды, как бы приглашая ее сразу же, с первых минут, начать жить новыми заботами — общими для всех здешних.

— Слухи, наверное, уже дошли сюда — от этого не убережешься, — о том, что в городе на собрании речь шла о переучете байского скота.

Нурли молча кивнул.

Юрин секунду смотрел на его юное, но очень решительное в этот момент лицо, потом перевел взгляд на доктора.

— Я рассказывал тебе по дороге, что баи во время последней переписи сумели скрыть много скота. — И снова обратился к Нурли. — И наверняка уже все знают, что допустившие это безобразие строго наказаны.

Нурли опять кивнул — от волнения у него пересохло в горле, и он не решался вымолвить слово, боясь, что сорвется голос, только кашлянул негромко, когда Юрин заговорил вновь.

— Наказаны правильно. Это преступление, а преступников наказывают. Бывший председатель вашего сельсовета выдал баям фиктивные, ну, подложные, значит, справки, — обманул государство. Ты правильно сделал, Нурли, что сигнализировал, молодец. Я говорил о тебе в городе.

Краска смущения залила лицо юноши, он опустил глаза, стал теребить сухими крепкими пальцами край платка, которым был туго подпоясан.

Юрин сжал губы, гася улыбку. Теперь он говорил, обращаясь к одной Наташе.

— Эх, сколько дел, сколько дел вокруг! Вот ты, Наташа, начнешь работать — увидишь, сколько тут трахомных. А это ведь — социальная штука, не просто микробы занесло. Грязь, суеверия, черт знает чего только нет еще! А люди хорошие, просто замечательные люди. Тянутся к новому как бабочки к свету. Но вот помочь им надо. Ох, как надо! Ты не только как врач — ты во все вникай. И впрягайся, Нурли тебя введет в курс. Вот хотя бы с этой переписью. Дело серьезное. Это только с виду кажется, будто плевое — пересчитал, мол, и все. Тут — политика. Ну, да сама разберешься, на месте видней всегда.

Наташа слушала его, опустив голову, и вдруг глянула прямо в лицо. По взгляду ее спокойных, уверенных глаз Юрин понял, что девушка не испугается, не сбежит обратно в город, а будет работать, стиснув зубы. Он повернулся к Нурли:

— Надо, чтобы комсомольцы возглавили работу. Я насчет переписи. Кого рекомендуешь?

— Да я думал уже… Сейчас посмотрим…

Нурли открыл железный ящик в углу, достал бумагу, положил на стол перед Юриным.

— Вот все наши комсомольцы.

Юрин молча пробежал глазами фамилии, осторожно, чтобы не смахнуть со стола, отодвинул его.

— Ты комсомольский секретарь — ты и решай. Своих парней лучше меня знаешь. Кого считаешь наиболее подходящим, того и назначим в комиссию.

Нурли склонился над столом, нахмурил густые, сросшиеся на переносице брови.

— Да у нас вроде бы все подходящие… Вот, хотя бы, Дурды. Его можно.

Юрин достал из кармана карандаш, подвинул к себе листок.

— Ну-ка, ну-ка… Вот этот? Смелый? Не испугается, если баи будут грозить?

Он поднял голову, и Нурли увидел, как загорелись его глаза — горячий интерес, даже азарт излучали они.

— Зачем испугается? — обиделся Нурли. — Комсомолец.

Юрин удовлетворенно кивнул, поставил птичку против имени Дурды.

— Ну, а Мердан Нарлиев? Справится?

Нурли помолчал, потом сказал не очень уверенно: