Родная земля - [42]

Большой охотничий нож легко вышел из кожаных ножен, тускло сверкнул при свете догорающего костра. Куда вернее ударить — в грудь, в шею, в живот?..

И вдруг сомнение зародилось в разгоряченном мозгу чолука. Убить спящего — разве это не подлость? Надо разбудить, высказать все в лицо и уж потом ударить… Но он же сильнее, кинется, вырвет нож… И будет смеяться над ним, обнимая Айсолтан. Разве Керим вспоминал о чести в объятиях замужней женщины? Так почему же он, Чары, должен думать об этом?..

Ветер не унимается, буйствует в ночной степи.

Чары подбросил сучьев в огонь. Они медленно разгорались. Теперь хорошо стало видно спящего Керима. Вот он чмокнул губами, совсем как ребенок. Поджал ноги, натянул одеяло, не просыпаясь, — продрог. Лицо спокойное, будто он мечтает во сне о чем-то… Красив парень, ничего не скажешь. Значит, на эту красоту и позарилась Айсолтан.

Дрогнули черные усики Керима, лицо расплылось в белозубой улыбке…

Чары вздрогнул, крепче сжал рукоятку ножа. Задержав дыхание, размахнулся. Словно падающая звезда, сверкнуло в трепетном слете костра топкое стальное лезвие…

Глава восемнадцатая Мятежная ночь

Ветер налетел внезапно, как будто таился где-то поблизости и, выждав момент, кинулся, как зверь. Наташа не успела удержать листки — они рванулись из рук и полетели над степью, как белые голуби. Девушка испуганно оглянулась. Всюду, сколько хватало глаз, бесновался ветер, вздымая пустыню на дыбы. Песок сразу же завяз в зубах. Стало трудно дышать. Через силу разомкнув веки, Наташа не увидела даже, а скорее нащупала у ног сумку, перекинула через плечо и боком против ветра пошла в ту сторону, где был, по ее предположениям, чабанский домик. Фотоаппарат больно ударял в бедро, ветер так облепил платье, что ей вдруг показалось, будто идет она обнаженной по разбушевавшейся пустыне.

Надвигалась ночь.

Если взойти на новый бетонный мост, перекинутый через Мургаб, и посмотреть на город, то главная улица будет видна из конца в конец. Обрамленная густыми деревьями, за которыми и домов-то не разглядеть, она покажется сплошной, как коридор, но это не так. Стоит спуститься с моста и пройти по улице, как увидишь, что она пересечена другими узкими улочками, на которых дома лепятся един к одному, и только узкие ворота с калиточками свидетельствуют о наличии дворов внутри. Дома кирпичной кладки, с чуть приметными украшениями в виде выступов и резных оконных наличников так схожи, что приезжему человеку легко заблудиться в городских улочках.

На одной из таких улиц, что почти у самого моста, б сером невзрачном здании с маленькими зарешеченными окнами разместилось отделение ГПУ.

В эти дни по стертым кирпичным ступенькам крыльца то и дело торопливо поднимались и спускались военные и люди в штатском, с одинаково озабоченными лицами, порой не бритые и оттого казавшиеся особенно хмурыми.

Иногда у здания резко обрывался цокот лошадиных копыт, всадник в просоленной гимнастерке привязывал к дереву взмыленного коня, взбегал на крыльцо, придерживая шашку, а вскоре снова прыгал в седло и во весь дух скакал куда-то, увозя на груди секретный пакет с тяжелыми сургучными печатями.

В своем кабинете сидел за старинным письменным столом с полевым телефоном по правую руку начальник отделения Юрин. На этот раз он был в военной форме и казался более подтянутым и даже суровым, нежели тогда, на приеме у Капитоныча.

В дверь заглянул его помощник Эмиров;

— Утамышев через полчаса будет здесь, — сказал он.

— Ага, хорошо, — оторвавшись от бумаг, улыбнулся Юрин. — Как только приедет, сразу ко мне.

— Есть, — с серьезным лицом ответил Эмиров.

Юрин снова склонился над столом, сделал несколько пометок на листах, скрепленных металлической планкой, захлопнул папку и подошел к большой карте, испещренной разноцветными карандашными значками. Он долго водил по ней пальцами, что-то прикидывал в уме, иногда хмурился, задерживая взгляд на какой-нибудь точке, и снова как бы ощупью двигался по обширному пустынному краю.

От этого занятия его оторвал приход начальника геологической экспедиции Утамышева. У Юрина сразу как-то подобрело лицо.

— А я вас давно жду, — сказал он, идя навстречу гостю.

— Мне только вчера сообщили, — как бы извиняясь, ответил Утамышев, — пока добрался…

— Ну, садитесь, рассказывайте, — Юрин подвел его к столу, возле которого стояли два стула, сам сел напротив, раскрыл пачку папирос. — Курите, отличный табак.

Утамышев взял папиросу, помял в пальцах.

— Что ж рассказывать, — сказал он раздумчиво, — вроде бы особых новостей нет… Ходим-бродим, пытаемся разглядеть, что у нас под ногами делается.

— Удается? — улыбнулся Юрин.

— По правде сказать, не всегда. Бывает, природа нам кукиш показывает.

Они рассмеялись. Юрин сказал:

— У нас, выходит, похожая работенка — искать, искать, искать…

— Только нам увидеть кукиш — досадно, — вставил Утамышев, — а вам…

Юрин согнал улыбку с лица, кивнул:

— Да, объекты поисков у нас разные и нам не найти нельзя.

Они помолчали, пыхая папиросами.

Юрин встал, обошел вокруг стола, — Утамышев спокойно следил, как он раскрыл папку, полистал бумаги, нашел нужную, прочел молча, потом захлопнул и отодвинул на край стола, к телефону, сел и поднял на него серые внимательные глаза.