Родная земля - [35]

— Я бы рад, — ответил парень, — да только нынче моя очередь у воды дежурить, я и так опоздал. Может, одной веревки хватит, хозяюшка?

— Ладно уж, иди, — махнула рукой Халтач. — А ты, Керим, поработай еще немного, а то совсем здесь обленишься.

Они остались вдвоем.

— Темнеет-то еще рано, — сказала Халтач, поглядывая на небо. — Уже и не видно ничего. Пойдем-ка в юрту, я лампу зажгу.

— А, может, отложить нам это дело? — с сомнением спросил Керим. — Завтра с утра принес бы готовую…

Его смущала близость молодой женщины.

— Уже и отказываешься! — рассмеялась Халтач. — Нет, раз обещал, делай! Пошли, пошли, не бойся, не съем тебя. Да и люди увидят тебя одного возле чужой юрты, что подумают? А?

Хорошо, хоть стемнело уже настолько, что не увидела она, как покраснел Керим. Не то засмеяла бы совсем…

Он вошел, робея, сел ближе к свету, стал сучить шерсть. Вдруг услышал, как щелкнула щеколда.

— Ты что, в тюрьму меня упрятала? — попробовал пошутить он, чувствуя, как жарко становится в груди. — Не заслужил я…

Халтач тряхнула головой.

— Не бойся, не обижу.

Она подошла, села рядом. Совсем близко увидел Керим ее зовущие глаза.

— Что ж, я такая страшная, что боишься побыть со мной наедине? — звенящим шепотом спросила она, не отводя от него взгляда. Кериму показалось, что глаза ее светятся, как у кошки.

— Ну, что ты, — с трудом выдавил он и чуть отодвинулся, — совсем наоборот…

Пальцы его работали быстро-быстро…

— Куда ты спешишь, смешной? — спросила Халтач и подвинула чайник и тарелку со сластями. — Выпей чаю, отдохни. Ведь тебе одной веревкой не отделаться.

— Что же я, всю ночь буду тут сидеть? — глухо спросил Керим, не поднимая от работы глаз.

— А ты не хочешь? — гордо вскинула голову Халтач, уверенная, что этот увалень не устоит перед ее чарами.

Но Керим только пробормотал что-то невнятное и не двинулся с места.

— Тебе надо было родиться девчонкой, — с досадой сказала Халтач.

— Зато тебе — уж никак не мужиком, — огрызнулся, обидевшись, Керим.

Халтач рассмеялась.

— Это ты верно сказал. Видимо, так и должно быть, как есть.

Сделав вид, что поправляет фитиль, она вдруг задула огонь. В юрте стало темно. Керим вскочил и бросился к двери. Он уже отыскал в темноте щеколду, когда Халтач обняла его, прижалась своим горячим, дрожащим телом.

— Ну, что ты? — у самого его лица зашептали ее губы. — Такой здоровый парень и собирался бежать? Оставишь меня одну? Я боюсь…

Керим не знал, что делать. Стыд жег его душу. Мысли метались в разгоряченном мозгу. Он был одни ка один с женщиной из ряда Атанияза. А это могло кончиться кровью, такой обиды не прощают… Да и Халтач — гелнедже Зибы… Было от чего потерять голову.

— Я пойду, — тоже шепотом ответил он.

— Счастье само идет к тебе, дурной…

Он схватил ее руки, сбросил со своих плеч.

— Мне не нужно такое счастье! — громко сказал он. — Стыдись!

"А вдруг Зиба увидит меня здесь?" От этой мысли кровь бросилась в лицо.

— Пусти! — Он оттолкнул женщину и шагнул за порог.

В темноте Халтач запнулась за что-то и упала, ударившись головой о сундук.

— Паршивый щенок! — исступленно крикнула она ему вслед. — Ты у меня еще поплачешь за это!

Керим шел торопливо, почти бежал. Лишь в стороне от домов остановился, прислушался. Кругом было тихо. "Только бы люди не узнали, — с беспокойством подумал он. — Зиба…"

В эту ночь он так и не смог уснуть.

Глава четырнадцатая И в душе — весна

Кериму пора было уезжать в пустыню, и он с утра пошел к Айсолтан, чтобы взять белье Чары, которое привез для стирки.

Низенький глинобитный домик с камышовой дверью стоял неподалеку от ряда Атанияза. Но здесь издавна селились те, что победнее. С тех пор, как они с Чары поженились, Айсолтан рожала каждый год, и ребятишки, мал мала меньше, играли возле домика, рылись в песке, что-то строили с озабоченным видом. И глядя на их чистые лица и рубашки и на аккуратно обмазанные саманом стены, Керим в который раз подивился работоспособности и заботливости хозяйки — поистине у нее золотые руки!

Засунув выстиранную одежду в хурджун, Керим сказал, что после полудня уезжает обратно в пески.

— Присядь, — пригласила Айсолтан. — Сейчас заварю чай. Надо же хоть немного поговорить. Как там Чары, когда вернется? Слышала, многие уходят от баев, возвращаются, чтобы вступить в колхоз. Он не говорил ничего об этом?

Керим сел, привычно подвернув ноги, сказал:

— Да был такой разговор. Чары хочет рассчитаться с баем и вернуться домой. Думаю, долго не задержится. Он на решение скор.

— И слава аллаху, — вздохнула Айсолтан. — Намаялась я тут без него. Ну, а ты чего здесь, зачем вызывали?

— Да на счет переписи скота, — неохотно ответил Керим.

Но любопытство женщины не так-то легко остудить.

— Говорили, всех чабанов и чолуков будут вызывать, а вас всего человек пять-шесть приехало. Отчего это? — допытывалась Айсолтан.

— Батыр вызывает, ему виднее.

— Ну, а баи что говорят?

— Баи… Что они могут говорить? Недовольны, конечно, а что сделаешь?

— Это так, — согласилась Айсолтан и подлила ему чаю. — Им сейчас не спится. Атанияз-бай так и рыщет по поселку, так и рыщет. Чуть стемнеет — то к одному пробирается, то к другому. Все выпытывает — кто на его стороне, а кто к колхозу тянется. Всю жизнь не знал нашей двери, а тут явился. Как, да что? Не нуждаемся ли в чем, спрашивает. Мол, если что — прямо к нему иди, поможет. Ну, да слава аллаху, обходились без его милостей и дальше как-нибудь проживем. Верно ведь?