Родная земля - [6]

Дыок вдруг вспомнил свой утренний разговор с дочерью. Все-таки зря он пытался иронизировать, когда речь зашла о молодежи. Совсем дурной стал, старый: разговаривает с дочерью как со школьницей, а ей ведь уже двадцать два года, вполне самостоятельный человек.

Старик взглянул на дочь, которая о чем-то говорила с братом. Соа была далека от переживаний отца. Она рассуждала так: народ поднялся на борьбу против захватчиков за спасение родины. А что делать молодым, как не идти на фронт. Не сидеть же им дома!

Волнение старика выражалось и в том, что он поминутно обращался к сыну с каким-нибудь вопросом:

— Ты все дела уладил? Дома как? В отряде?

— Все в порядке, отец, не волнуйся. Мои обязанности по отряду ополчения будет пока выполнять товарищ Кань, политрук. Ну а дома… Дома — жена и сын… Будет трудно — помогите им… Вот только одна просьба, даже не просьба, а так, просьбишка. — Сын рассмеялся и лукаво посмотрел на сестру. — Велосипед мой пускай возьмет себе Соа и сохранит до моего возвращения.

— Ты мне оставляешь велосипед?

— Знаешь, сестренка, жене некогда разъезжать на велосипеде. А потом, кто же умеет его так тщательно протирать, как ты? Бери и не возражай, да только пореже давай кататься подружкам!

Вмешался Дыок:

— Ну ладно, ладно. Соа сохранит его. Ну а твоим в случае чего поможем. Так что не беспокойся.

Он встал, обнял сына, и так, обнявшись, они перешли в другую комнату.

Едва они переступили порог, сын протянул отцу длинную бамбуковую трубочку с крышкой:

— Вот, сохрани.

Старик взял трубку, в которой, как он знал, хранилась бумага с родословной их семьи. Он не стал вынимать ее, так как хорошо помнил этот желтоватый листок с аккуратно вырисованными рядами иероглифов. Сам Дыок принадлежал к четырнадцатому поколению. Значит, теперь их семья уже насчитывает шестнадцать поколений, если считать с самого начала, от тех далеких предков, которые поселились в этих краях во время войн между Чинями и Нгуенами.[1] По преданию, предки Дыоков были военнопленными. Их заставили поселиться в дельте этой реки. Сначала тут был военный лагерь, потом выросла деревня. Так шел год за годом. Десятилетие сменялось десятилетием. Частенько, оставаясь наедине со своими думами, старик как бы ощущал, что в его жилах течет воинственная кровь далеких и близких предков. Ведь, как ни говори, он был уроженцем провинции Куанг-Бинь, где в свое время происходили исторические битвы и где До сих пор сохранились остатки былых крепостей. И теперь здесь тоже идет бой. «Ведь и нынче наш Куанг-Бипь — воюющая земля!»

Такие мысли часто одолевали старика, но он никогда не отваживался высказывать их вслух.

— Где повестка брата? — спросил он дочь, выглядывая из комнаты. — Принеси-ка ее сюда. Я думаю, этот случай надо записать в нашу родословную. Тут написано, что в прошлом предки совершали подвиги. А разве внуки недостойны своих предков? Подумать только, наш парень идет в армию. Президент Хо и генерал Зиап учат армию и народ, как надо воевать. То-то!

С этими словами старик рассмеялся. Тем временем возле плетня остановился Кань, издали спрашивая разрешения войти.

— Входи, входи, товарищ секретарь!

Дыок подбежал к плетню и ввел Каня во двор. Подождав, пока гость выпьет чашку зеленого чая, старик торжественно произнес:

— Помнишь, как в годы первого Сопротивления ты был командиром взвода народного ополчения? Я тогда был бойцом и подчинялся тебе. Теперь ты секретарь партячейки и политрук отряда самообороны. Поэтому я слушаюсь тебя вдвойне. Но сейчас ты мой гость, и я попрошу тебя выслушать меня.

— Почему вы, дядюшка Дыок, говорите так пышно, даже голова кружится, — Кань улыбнулся. — Говорите, в чем дело.

— Ладно, буду краток! Завтра на заре мой старший сын уходит в армию. Ты это знаешь. Так вот я решил заменить сына в рыбацком кооперативе.

— А вы представляете себе, что это за работа?

— Работа как работа, не хуже и не лучше другой. Но учти, если даже ты не согласишься, я все равно займу место сына.

— Сколько же вам лет?

— Дома мне шестьдесят восемь.

— Так. А в море, значит, всего двадцать? Отлично! Но посудите сами, дядя Дыок. Работу молодых должны выполнять молодые, а у пожилых свои дела, не так ли? Вот, например, сети у нас ветхие. Чинить пора…

— Я пятьдесят пять лет провел на море! Что же касается твоих сетей, то я с ними вожусь уже несколько лет. Сейчас же я говорю о другом. Надо думать о спасении родины. Пришел враг. Он убивает наших людей, разрушает наши хижины. Вот ты, партийный человек, скажи, разве партия велит мне сидеть сложа руки? Ведь везде только и разговоров, что надо помогать армии. Я прошу ячейку, чтобы мне разрешили организовать боевой «отряд седобородых».

— Это дельное соображение, — заметил Кань. — На заседании бюро мы уже обсуждали этот вопрос. Давайте-ка, не откладывая дело в долгий ящик, соберемся сегодня вместе со всеми стариками и потолкуем об этом. Что же касается работы на море, то, поверьте, дядя Дыок, я говорю правду. Я знаю, силы у вас есть, но ведь сейчас не мирное время. Наши рыбаки борются с ураганами, штормами. И это далеко не все. Идет настоящая, страшная война.