Родиться в Вифлееме - [5]

Перевожу взгляд на башню. Она становится то совсем близкой, то отдаляется — что-то подсказывает мне, что до нее еще идти и идти. А потом я виду нечто, отчего все внутренности скручивает в тугой узел от страха.

Стена. Мрачная, беспросветная стена клубящегося мрака встает за башней. Весь горизонт, насколько хватает глаз, до самого неба — все заволакивает тьма. Она не двигается, не приближается ни на пядь — и, тем не менее, плотная, доведенная до абсолюта чернота пугает до глубины души. В ней ощущается страшный, опустошающий голод, готовый пожрать все, что окажется во власти мрака, но она терпеливо, равнодушно ждет. И башня, чей сверкающий ореол лишь оттеняет взметнувшаяся за ней тьма, ждет. И волны океана, и ветер, и мириады дорог ждут…

Нас, темных фигур, накрытых призрачным пламенем, идущих к башне.

За которой клубится тьма…

* * * * *

На борту лайнера «Корнуолл». Пассажирский блок

Дрожащий, затихающий звук отражался, метался в тесноте каюты. Не сразу до него дошло, что этот звук — эхо его собственного бессвязного вскрика, с которым он сбросил себя кошмар.

Несколько секунд он остекленевшим взглядом смотрел в равнодушную тьму. Потом, с шумом выдохнув, рухнул обратно на койку. Провел ладонью по лицу, стирая липкий пот — вентиляция работала исправно, но он проснулся покрытый испариной с головы до пят.

Несколько мгновений он лежал неподвижно, жадно глотая холодный воздух. Грудь ходила ходуном, горло пересохло.

— Черт! — хрипло прошептал Джеймс. — Дьявол… Который… который час?

Мгновенно перед ним на расстоянии вытянутой руки появились оранжево-рыжие цифры «03:43». Естественно, это была только иллюзия — визор передавал такого рода сигналы непосредственно на зрительный нерв.

Джеймс устало вздохнул, садясь на койке. Цифры, мигнув напоследок, пропали.

— Свет.

Над головой вспыхнул ночник: Джеймс моргнул пару раз, потом поднялся на ноги. Голова кружилась, но до санузла он добрался без проблем, на ходу снимая визор.

Тугая струя ударила в сложенные ковшиком ладони. Сполоснув рот, Джеймс плеснул остатки воды в лицо, окончательно прогоняя дурман сна, и посмотрел на отражение в зеркале над умывальником.

Коротко подстриженные черные волосы, чуть осунувшееся узкое лицо, твердый подбородок — и застарелая, укоренившаяся глубоко в глазах боль. Десять лет прошло с той ночи, когда он узнал о смерти родителей, и шесть лет, как умер дед, совершенно переставший улыбаться с тех пор. Вполне достаточный срок, чтобы воспоминания померкли, сгладились, перестали мучить — но иногда Джеймсу казалось, что до самой смерти он будет все помнить, как будто это случилось вчера. Днем еще удавалось забыть, отгородиться ворохом забот и поддержкой друзей, но ночами прошлое возвращалось.

К счастью, далеко не всегда — иначе он давно бы сошел с ума. Последние полтора месяца Джеймс вообще ни о чем не думал, кроме как о выпускных экзаменах и оформлении документов. О свирепом, двухнедельном экзамене по пилотажу в Поясе вообще вспоминать не хотелось. Военный Совет, введя три года тому практику отбора выпускников на флот и в мобильную пехоту, мало того что добился насыщения учебной программы очень большим объемом военных дисциплин, так и установил высокие требования к кандидатам. И все равно конкурс был очень большим, к вящему разочарованию транспортных компаний, дерущихся за каждого свободного выпускника.

А таких было маловато: в тыловые войска, резерв и службы поддержки гребли практически всех, кто подавал заявления, но не мог пройти отбор по полной программе. Все равно многие из них вскоре, так или иначе, оказывались на передовой.

Джеймс полностью уложился в нормы отбора на фронт — и вот на борту «Корнуолла» летел на Мариту, центральную тренировочную базу Конфедерации. В этом рейсе он оказался единственным выпускником ВАК — остальные предпочли воспользоваться месячной отсрочкой, навестить родных и вволю насладиться гражданской жизнью.

Джеймсу же на дежурную фразу прибывшего на вручение дипломов офицера он ответил лаконичным отказом. И молча принял пакет с документами и билетом на ближайший рейс «Корнуолла».

У койки коротко тренькнул интерком; Джеймс непонимающе оглянулся на контрольную панель: да, все верно, горит индикатор вызова.

Продолжая хмуриться, юноша заученным до автоматизма движением присоединил к разъему на виске визор и повернул, накрывая глаз. На лайнере он пробыл всего три дня, преимущественно сидя в каюте, возясь с документами: никого из знакомых во время посадки он не встретил, особо сближаться с попутчиками желания не испытывал. Кому это он понадобился?

Визор, закончив с обычным после подключения тестированием, послал сигнал интеркому.

— ВНИМАНИЕ! ВСЕМ ПИЛОТАМ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ КОНФЕДЕРАЦИИ НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ НА КАПИТАНСКИЙ МОСТИК В СВЯЗИ С ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИЕЙ, — ровный, механический голос прогудел в тишине каюты. Сообщение повторилось дважды, после чего интерком снова пискнул и замолчал.

Юноша растерянно посмотрел на контрольную панель. Что еще за шутки? Затем, спохватившись, что сказанное в равной мере относилось и к нему, начал быстро одеваться. Натянуть штаны, рубашку и куртку — это заняло у него не более полуминуты, и Джеймс лишь призадумался: брать ли «Шершень». Решив, что не помешает, он схватил его вместе с кобурой и, торопливо застегивая на ходу пряжку, выскочил в коридор.