Родиться в Вифлееме - [4]

— Нет! Я не верю… — словно не расслышав ничего из только что сказанного, выдавил из себя дед. И снова от его голоса по позвоночнику мальчика скользнула ледяная струйка. — Не мой сын… не невестка… Нет!

Давящий, дикий ужас навалился на Джеймса. Дед еще что-то говорил, но мальчик уже не слышал ни слова. Его била крупная дрожь, воздух, почти осязаемыми плотными комками застревал в горле, в висках пульсировала, ревела кровь.

Он сделал шаг вперед. Потом еще один.

Кто-то испуганно вскрикнул, когда он появился в комнате, сидевший в стороне адъютант с новым проклятием вскочил; поднялась с места и бабушка, не прекращая рыдать. Их Джеймс видел плохо: очертания гостиной, предметов, людей расплывались. Расплывалось все, кроме деда, сгорбившегося за столом, вцепившегося в подлокотники кресла побелевшими руками.

Он поднял голову. Посмотрел прямо в испуганные, затравленные глаза внука, бывшие почти точной копией глаз его сына — и только теперь две первые бусинки слез скатились по морщинистым, дрожащим щекам старика.

И только теперь Джеймс понял: это — правда.

— Ма… — едва шевельнулись его губы. — Мама…

Дед медленно поднялся, уронив безвольно повисшие руки.

— Это мой внук, — тихо произнес он. — Сын… Майкла и Марты.

И тогда мальчик закричал. Все закружилось вокруг него, смешалось, наполнилось его криком. И тогда сверкающие, дрожащие бусинки, вобравшие в себя сияние ламп, движения теней, отблеск звезд за окном, неожиданно исторгли два слепящих копья, ужалившие Джеймса в глаза.

И ни осталось ничего, кроме жгучего, разъедающего зрачки света — и комка острой, пульсирующей боли, проклюнувшейся там, где было сердце, бьющейся о ребра, точно птица, с перебитым крылом.

Ничего…

Часть первая. Встречи

Глава 1. Точка отсчета

2585.20.09, из личного дневника младшего лейтенанта Ли Твиста, запись № 1733–3

Мне снова снился этот сон.

Проснувшись, я чувствовал себя… отвратительно. Мерзко. Погано. Черт, неужели мне мало было мороки с экзаменами и выпускным тестированием, чтобы еще огрести ночные кошмары? Последний раз я видел — теперь уже понимаю, что именно этот — сон почти шесть месяцев назад, но тогда я ничего не запомнил. Зато проснулся в таком же состоянии и чувством, что на меня ополчился весь мир.

К счастью, что тогда, что сейчас — у меня нашлось, чем развеяться. Тогда мои метания разбудили Таню — и она решила не давать мне заснуть до утра. Теперь же — неожиданно пришел вызов в мою каюту, с требованием прибыть на мостик. Дальше… дальше было много чего.

Но даже после всего случившегося там, после стольких часов — я все равно помню этот сон. Хотя очень хотел бы забыть. Забыть этот непонятный, странный кошмар.

…не знаю, где я. Вокруг меня океан — бескрайний, волнующийся. Два солнца над ним, одно — крохотное бледное пятнышко, другое — огромное взлохмаченное оранжево-алое око. Ветер — холодный, тысячами коготков царапающий кожу. Угрюмые, свинцовые валы, бегущие мимо от горизонта к почти незаметному за волнами островку, будто сложенному из небрежно сваленных в кучу темно-красных глыб. На островке нет ничего, ни травинки, ни единой живой души — кроме башни, взметнувшейся ввысь.

Невозможно представить, чтобы такое могло существовать в действительности. Невозможно представить, что такое возвели руки живых существ. Много сотен, может тысяча метров — тонкое, изящное, похожее на минарет строение гордо бросало вызов тяготению и, одновременно, обманчивой бесконечности неба и океана вокруг.

Башня кажется ослепительно, обжигающе белой, сверкая ярче горного снега — спустя миг я понимаю, что ее настоящего цвета я не вижу. Слепящий ореол окутывает башню, обволакивает от подножия до вершины, странным образом давая рассмотреть очертания, но смазывающий, искажающий детали.

Я смотрю вниз, на океан — и замечаю дорогу. Несуществующую, видимую лишь краем глаза, словно сотканную из облаков, брызг воды и вздохов ветра. Ее здесь нет, ей неоткуда тут взяться — и в то же время она существует именно здесь, в этом месте, в этот миг.

Темные фигуры движутся по ней. Я не могу разглядеть их, не могу увидеть лиц — как и башня, они скрыты от меня. Но если башня будто одета в белоснежную дымку, то эти фигуры скрывает туманное, призрачно-серое пламя.

Их немного, но даже точного числа я не могу сказать. Сперва, кажется — пятеро, но уже в следующую секунду я понимаю, что по дороге шествует лишь трое. Еще миг — и там остается только один… одна…, но дымка растекается по сторонам, набухает мраком — и вновь я вижу пятерых.

Все вокруг дрожит, точно по глади воды пробегает рябь от брошенного камня — я вдруг понимаю, что стою вместе с этими фигурами на несуществующей дороге, глядя на устрашающе огромную башню. Пытаюсь посмотреть по сторонам, посмотреть на них — и даже здесь призрачное пламя затуманивает взор. Я чувствую себя частью этих фигур — и в то же время они становятся частью меня. И снова нас лишь пятеро… трое… один… одна…

Я смотрю назад — и вижу тысячи, миллионы, миллиарды дорог. Их невозможно сосчитать, даже приблизительно представить, сколько их есть. Но я вижу каждую дорогу — и все вместе, всю совокупность, исполинскую паутину перекрестков, узлов. И все эти дороги стекаются, соединяются в одну узкую, прямую как стрела, тропу к башне, по которой идут темные фигуры.