— Да, помню!
— Вот видишь. Ну да, я спустилась к берегу и сказала то, что думала. Никакого эффекта. Они просто-напросто высмеяли меня и стали шататься по острову с ружьями.
— Это было ужасно! — согласилась Мари.
— Да, ужасно! И тогда я подумала, что как раз теперь единственно правильно и справедливо — пробить дыру в их лодке, это может послужить им уроком, не правда ли? Несколько дыр по ватерлинии[2], бах!
— Но как они добрались домой?! — воскликнула Мари.
— Они вычерпывали воду. А может, у них была с собой ветошь, чтобы заткнуть дыру.
Юнна и Мари какое-то время сидели молча.
— Странно! — сказала Мари. — Говоришь, это было в прошлом году?
— Да. Или годом раньше. И лодка была лиловая. Нет, фиолетовая!
— Но ты абсолютно уверена, что пробила дыру, или ты только думала об этом?
Юнна поднялась и поставила грязную посуду, оставшуюся после обеда, под кровать. А потом сказала:
— Возможно, только подумала… Но все предельно ясно. Тебе надо понять, что нападающий необходим всегда. Тот, кто нападает, когда никто другой не осмеливается на это. Чтобы защитить…
— Ха-ха! — вскричала Мари. — Ты умеешь заставить меня согласиться с тем, что не имеет к делу никакого отношения! Во всяком случае, ты думаешь, что стрелять весело! В ночь на Ивана Купалу ты изрешетила пулями всю трубу летней баньки, и с тех пор она вечно дымила. Я хоть слово об этом сказала?! Нет! Но теперь позволь мне сказать тебе раз и навсегда, что я ненавижу этот пистолет!
Мари взяла ведро с помоями и вышла.
Немного погодя она вернулась.
— Юнна! Они опять здесь. Эти, на фиолетовой пластиковой лодке. Ты не можешь спуститься к берегу и поговорить с ними?
— Если они рискнут, — ответила Юнна. — Но может, они приплыли, чтобы извиниться. Может, у них с собой вода. Или дрова. Подожди, я пойду погляжу.
Когда Юнна успела пройти полдороги по прибрежному лугу, Мари бегом догнала ее.
— Возьми это, — сказала она. — Ведь никогда не знаешь наверняка.
И она протянула Юнне револьвер.
