Родиной призванные - [62]

Подпольщики продолжали свою работу. Но агенты гестапо и СД нащупывали следы, ведущие к подполью. И вот однажды, в конце февраля, в управу прибежала переводчица Анна, волнуясь, сказала, что хочет срочно видеть Сергутина. Анна искала его в управе, а он в это время находился в кабинете начальника полиции Зубова. В Дубровку снова приехал лектор, для соблюдения порядка пришел с визитом вежливости и в полицейское отделение.

— Сталинград! — воскликнул лектор. — Впереди реванш!.. — Он посмотрел в лицо Сергутину, потом Зубову… — Реванш и победа!

— Победа… Но чья? — спросил Сергутин.

— Вы правы. При нынешней обстановке важно выражать мысли точно, законченно. Победа, разумеется, великого рейха. Я наблюдаю, как идет перевооружение, и глубоко уверен в нашей победе. В лекции я ничего не буду скрывать. Полный и откровенный рассказ о битве на Волге.

Сергутин улыбнулся и, облегченно вздохнув, спросил:

— Но ведь русские уже знают о гибели армии Паулюса.

— Позвольте, господин Сергутин, откуда они знают? — всполошился Зубов.

— Не будем наивными, господин Зубов. Вам в отделение ничего не приносили? Ну, скажем, листовки, газеты?..

— Нет, а что, разве опять? — И серое лицо начальника потемнело.

— Вот именно. Опять! — Сергутин вынул из кармана несколько листовок, запачканных с одной стороны клеем.

— Вот… Это итоги Сталинградской битвы… — Он повернулся к лектору: — Потому-то я вас и спросил. Смотрите, как выпукло, броско вписано в итоги обращение Калинина к защитникам Сталинграда. Возьмите, господин Зубов. — И Сергутин выложил на стол начальника две листовки.

— Откуда они?

— Был на станции, сорвал с вагонов. Удивлен, почему полиция не сделала этого раньше.

— За всем не углядишь. — Начальник полиции вздохнул. — Полиция выколачивает налоги. Весна на дворе, а недоимки сорок второго года ничуть не уменьшились. Вам-то это известно… Мельницы стоят. Молоть нечего. А сколько привезли новых солдат…

Зубов, читая листовку, возмущался и негодовал, но в то же время искал оправдания.

— Ведь учу! Глядите… Умейте все видеть. Ни черта не получается… Пятый раз меняю состав полицейских. А в итоге — пшик! Пьянчужки, пустобрехи. — Он поправил ремень на мундире. — Алексей Палыч, между нами… Откровенно говоря, ни черта не получается. За листовки — благодарен. Но я вас пригласил по неприятному делу. Поступило заявление, что вы снабжаете мукой партизанские и красноармейские семьи. Что скажете?

— Ничего! Очередная клевета. У меня своих девять… Какие крохи с мельницы, так в свою суму. Ребята — что голодные птенцы. Кто-то по злобе, — спокойно ответил Сергутин.

— Заявление устное. Но если поступит в письменном виде, да еще с фактами, вынужден буду дать ему ход… И тогда — как бы чего не вышло, — ухмыльнувшись, сказал Зубов. — Но будем надеяться на лучший исход. Осторожность — мать безопасности. Не так ли, господин мукомол? — Он подал Сергутину руку и строго посмотрел в глаза.

Выходя из отделения, Сергутин обратил внимание на множество эшелонов, задержавшихся на станции. На Привокзальной улице бродили пожилые солдаты и совсем юнцы.

«Вот она, тотальная мобилизация… — подумал Сергутин. — …Как бы чего не вышло», — вспомнил слова Зубова.

Уж очень спокойным казался начальник полиции, за спокойствием всегда что-нибудь да кроется. А донос? Ведь он действительно тайно, применяя всевозможные хитрости, раздал свыше тридцати пудов муки голодающим солдаткам и детям партизан.

В управе Сергутин встретил переводчицу, с тревогой посмотрел на нее: на женщине лица не было. Анна взяла его под локоть и повела к выходу:

— Я давно ищу вас. Возьмите с собой сторожа. Он известен коменданту как верный слуга немцев.

— Да что случилось?.. Вы знаете, я не из трусливых… — нахмурился Сергутин.

— Алексей Палыч, немедленно уезжайте. Домой не заходите. Пока не наступил комендантский час, берите в санки старика — и в Чет, на мельницу. — Переводчица склонилась, тревожно зашептала ему в самое ухо: — Немедленно! Сию минуту… Старик ждет вас. Он едет по моему поручению. Прощайте! — И Анна быстро пошла назад, в управу, так быстро, что Сергутин не успел поблагодарить ее.

…В кабинете сидели Вернер и Черный Глаз, озабоченно совещались.

— Если не мы, то в ночь Сергутина возьмет гестапо, — явно нервничая, сказал агент.

— Что-то серьезное или опять эпизоды, осечки, о которых неприятно будет вспоминать?

— Нет, господин оберштурмфюрер, на этот раз я вам представлю списки двух крупных подпольных групп… Шпионаж. Диверсии. Политическая пропаганда. Срыв экономических мероприятий рейха и многое другое на их счету… У меня довольно точное ощущение.

— Ощущение, ощущение… Вы что, Франц, собираетесь заниматься поэзией? Меня не интересуют ваши эмоции. Факты, доказательства нужны.

— Я все докажу. Разве я не понимаю, что брать не тех — значит укрывать настоящих врагов. Такие ошибки граничат с преступлением.

— Это уже резонерство, а мы — люди действия. Поезжайте! Арестуйте Сергутина. Вот и пилюля коменданту. Трое из управы бесследно исчезли. Четвертого придется арестовать. Торопитесь, Франц. Возьмите мотоциклы и и конвой.

— Яволь, айн момент, — щелкнул он каблуками.